Очередной день, не выделявшийся из ставших привычными. Одни и те же заботы: мелкие поручения, которые требовалось выполнять неукоснительно, но все же необходимо было признать, что в султанском дворце было даже труднее, нежели в доме ее пленителя. В Топкапы было крайне трудно найти время для того, чтобы просто побездельничать, предаваясь собственным размышлениям. Но, если уж говорить честно, то большинство девушек, подобных пестрым птичкам, не тратили свое свободное время на такие глупости. Даже сейчас, когда многочисленные обязанности были исполнены и уроки завершены, рабыни разместились в общей комнате. Повсюду слышался звонкий смех, девушки затеяли очередную, по мнению венгерки, глупую игру: начали представлять собственное будущее, если однажды на кого-то из них падет внимание Шехзаде. Чего только не услышишь от глупышек, в мыслях которых только красивые наряды и стремление стать кем-то большим, нежели простая рабыня. Фелисия почти не слушала, да и не участвовала в общей беседе, мысли возвращались в прошлое, тщательно хранимое и оберегаемое памятью.
***
Как легко человек забывает о злоключениях своей жизни, если рядом появляется тот, кто может поддержать и понять тебя, принимая такой, какая ты есть. Не приходится притворяться и носить маски – не это ли самое лучшее из всего возможного. Пожалуй, с первой секунды девушка поняла, что Бенджамин именно тот, кто сможет ей помочь.
Эта зама была холодной, и бродяжка все чаще и чаще стала заглядывать в людские селения. Вопреки ожиданиям наивного еще ребенка, никто не пожелал взять к себе трудолюбивые руки, ко всему прочему обладавшие еще одним лишним ртом. В голодный год бы своих домочадцев выкормить, стоит ли жалеть какую-то приблуду. Казалось, дальше идти уже не возможно, холод пробирал до самых костей, а от голода сводило живот. Нет, Фелисия никогда бы не разревелась, еще с младенческих лет, семья отмечала, что ребенок никогда не устраивал истерик по пустякам, предпочитая своим крошечным умом искать наиболее удачный выход из трудной ситуации.  Кажется, сейчас он нашелся, правда, совершенно не такой, как хотелось бы самой скиталице, но выбора попросту не оставалось.
Придорожная таверна встретила шатенку теплом очага и соблазнительными запахами, от которых живот требовательно заурчал, однако еду тоже стоило заработать. Окинув взглядом многолюдный зал, девушка заметила зрелого статного мужчину, чьи темные волосы уже тронула седина. Крайне страшно было решиться, но выбора не оставалось. Даже спустя многие годы она не знала, не понимала, откуда взялась эта смелость, как такая замарашка могла подсесть за стол благородного господина, предлагая себя, свое тело, в обмен на горстку медяков или корку хлеба. Фрайгер выслушал срывавшийся голосок с улыбкой на губах и только покачал головой. На краткий миг рыжеволосой показалось, что дворянин рассмеется ей в лицо и просто прогонит, ее счастьем окажется, если удастся уйти не побитой и не униженной еще больше, нежели сейчас (если такое вообще возможно в ее никчемной жизни). Однако, вопреки ожиданиям и опасениям, незнакомец взял ее за руку, молча увлекая в свою комнату, а далее вообще началась полная неразбериха. Нет, дворянин не тронул ее, даже не прикоснулся, лишь приказал служанкам принести бадью горячей воды и сыскать какое-нибудь теплое платье для «своей спутницы». Фелисия ушам своим не верила: спутницы? Да она рядом с блистательным господином была обыкновенной замарашкой, которая даже для прислуги выглядела крайне глупо и невежественно. Так или иначе, но Бенджамин (как чуть позже узнала девушка) с тех самых пор не отпустил от себя, не жалея времени на воспитание и образование. Через несколько месяцев уже ничего не осталось от прежней простолюдинки, рядом с фрайгером была образованная и учтивая благородная леди, благодарная своему благодетелю и преданная до самой глубины души.
***
Из размышлений вывело прикосновение, кто-то тряс за плечо.
- Хатун, ты где витаешь, совсем не слышишь? Тебе велели готовиться, Шехзаде тебя выбрал, - изумление мешается с моментально накатившим опустошением, приходится опустить глаза, якобы смущаясь, тем самым стараясь не выдать своих чувств. Только этого мне сейчас не хватало, - ледяной ком смерзается внизу живота, вызывая стайку мурашек по спине, однако, рабыня старается мыслить здраво, не подпуская к себе отчаяние. Сделав усилие над собой, обуздать, не желающий слушаться голос, заговорить ровным и безучастным тоном.
- Ага, помоги мне избежать такой участи, а я тебя отблагодарю, чем смогу, - достать из своих немногочисленных вещей мешочек с жалованием и вложить его в руки старшего. - Понимаю, что для тебя это не так уж и много, но лишними монеты никогда не бывают.
Как бы там ни было, а после этого разговора я, сомневаюсь, что мне что-то понадобится,  не ценящих господскую милость обыкновенно наказывают, в прочем, лучше так, чем нарушить свою клятву, - казалось, что сейчас душа отделилась от тела, будто бы наблюдая за свысока за разворачивающимся действом. Смешно сказать, но ее даже успели переодеть в красивый наряд непривычного, розового цвета, который совершенно не нравился самой Фелисии, на дух не переносившей подобную крикливость в одежде.
Трудно сказать, чем бы дело могло закончиться, ибо Ага был явно заинтересован ее просьбой, однако не понимал подобного поведения. Внимание Шехзаде расценивалось, как милость, и отказ от оного воспринимался исключительно проявлением глупости и недальновидности. Все могло сложиться вполне себе удачно, только в стенах женской половины дворца слишком много болтливых языков, желающих снискать расположение обладающих властью. Разговор был передан Калфе, и наказание не заставило себя ждать.
Как ни странно, но страха не было: только безразличие. Кто-то посторонний мог бы счесть клятву, данную перед покойным, глупостью, ведь, даже по церковным законам этот брак был бы аннулирован, прознай кто-то о том, что новобрачная так и не разделила ложе с супругом, оставшись нетронутой. Но мнение окружающих мало интересовало рыжую. Что бы не говорили, но супруги Киш любили друг друга, и если их поведение не отвечало установленным традициям, это ничего не меняло. Конечно, золотой путь ознаменовал бы новый этап в жизни (комната, пусть и на двоих, уже роскошь для привыкшей за последние счастливые годы жизни рабыни). Только вот не стоило все это того, чтобы потерять себя, слишком высока цена, лучше уж сразу – мешок на голову и в воду.
Однажды Бенджамин сказал, что от своей судьбы не скроешься, и девушка, тогда еще, неуверенная в себе простолюдинка, а не владетельная госпожа, впитала это убеждение, как и множество других, от своего благодетеля. Так что сейчас просто и легко оказаться в неуютной каморке с серыми стенами после вполне заслуженного наказания. Ступни невыносимо болели, но рабыня не позволила бы себе ни единой жалобы.
Все, что сейчас оставалось – это покорно принять неизбежное. Трудно сказать, сколько времени прошло, но из полудремы вырывают шаги. Кто-то явно жаждет навестить бунтарку, и Киш даже сомневается, что пришло время платить за неподобающее рабыне поведение.

- Бенджамин, нет, ты не станешь рисковать собой, хотя бы ради меня, - ровный и холодный голос Фелисии, казалось, совершенно не волновал супруга. Фрайгер Киш по обыкновению расположился в своем любимом кресле, с бокалом красного сухого вина и очередной книгой в руках. От которой сейчас пришлось оторваться, наблюдая за тем, как встревоженная женщина в темно-синем закрытом платье, с волосами, собранными в строгий пучок на затылке, меряет шагами комнату, теребя украшение на длинной серебряной цепочке. А супруга продолжала говорить, холодно и убежденно, о том, как сильно ее обожаемый Бенджамин рискует собой и своими людьми, решаясь на эту глупую и совершенно не осторожную, и не уместную сейчас авантюру с восстанием против захватчиков. О том, что нужно выбрать наиболее приятный момент, который еще не наступил. Фрайгер не перебивал, давая выговориться, ожидая, пока поток красноречия иссякнет, и только тогда приманил супругу к себе, усадил на колени, целомудренно обнимая за талию, и по-отечески прижимая к себе, поглаживая по волосам, долго объясняя, будто бы неразумному ребенку, что иногда лучше рискнуть, дабы потом не мучится собственной нерешительностью и бессилием. Фелисия молчала, понимая, что ничто не поможет ей переубедить, даже высокое и благородное чувство, давно и прочно поселившееся в душе.
С тех самых времен Киш помнила песню, которую в тот самый последний совместный вечер тихонько напевал супруг.
Завтра наше время закончится,
Разлетится драными клочьями.
Утром, криком вороньим порченным,
Заплету в клинок одиночество.

И сказал бы, что все наладится -
Только лгать тебе не умею.
Чуть шагнуть за порог успею,
Как следы мои ветром сгладятся.
***
Жизнь – самый лучший учитель, жаль, что не все ее уроки удается усвоить сразу. Слишком долго Фелисия не желала принимать очевидной истины, не раз озвученной наставником-аристократом. Все приходит в свой срок, и каждое твое действие меняет полотно судьбы в ту или иную сторону. Тропки ее жизни и без того оказались слишком запутанными, чтобы пытаться выйти из дремучей чащи на безопасный тракт. Но и блуждания по негостеприимным зарослям положительного исхода иметь не могли по умолчанию. Вопрос о том, как бы повел себя Бенджамин, если бы предугадывал дальнейшее развитие событий, продолжал мучить многие недели. Ответа не находилось. Зато последние минуты жизни супруга слишком явно стояли перед глазами. Он погиб достойно, в поединке, как подобает дворянину, но это совершенно не успокаивало и не оправдывало ее пленителей. Сейчас все это было уже не важно. Главной задачей стало сохранить достоинство в последние часы, а может, и минуты жизни.
Смелость? Нет и в помине, но спасает обыкновенное безразличие к собственной судьбе. Уж лучше наивно полагать, что страшнее нынешнего положения быть уже не может, чем накручивать себя внушением картин, одна страшнее другой.
Кажется, что рыжеволосая готова уже абсолютно ко всему, однако личность визитера вгоняет в паническое настроение. Этого юношу удалось видеть случайно лишь однажды, но уже тогда пришло осознание того простого факта, что ее подарили. Так обыкновенно на родине поступали с породистыми лошадьми или затейливыми диковинками. Фелисия еще с детских лет усвоила, как следует вести себя с теми, кто выше по статусу, и никакое благородное воспитание никогда не сотрет прошлого. Формально найденное родство с каким-то там обедневшим дворянским семейством, которое документально устроил Киш ради ее спокойствия, на абсолютно чужой земле ничего не решало.
Вполне логичная попытка подняться на ноги в присутствии того, кто считается здесь законным Господином, с треском проваливается. Пятки горят так, что холод пола не спасает от невероятно противного ощущения. В ту давнюю голодную зиму рыжая сталкивалась с подобным ощущением, но нынешнее казалось даже болезненнее.
Вопреки опасениям, голос молодого человека абсолютно спокоен, без ноток недовольства или злобы. Но это ничего не гарантирует, если разобраться. Чужой язык пока еще дается трудно, но разобрать слова Господина не так-то и сложно.
Несколько долгих мгновений рыжая тратит на то, чтобы поменять положение тела, пусть и сидя, принимая самую вежливую из всех возможных сейчас поз. Строго лицом к вошедшему, руки оказываются на груди, так как объясняли Калфы, глаза скромно опущены на подол одеяния.
Фелисия прекрасно понимает, что стоит на краю пропасти, только сама не осознает, что делать шаг в бездну почему-то нет никакого желания, вопреки остаткам гордости.
- Большинству проступков виной, мой Шехзаде, бывает или излишняя алчность или же чрезмерная честность. Первое не относится к списку пороков вашей смиренной рабыни, а вот второго у нее с избытком, - позволить себе лишь краткий взгляд на Шехзаде, и вновь смиренно опустить голову. – Я лишь умоляла выбрать другую счастливицу на мое место. Здесь множество девушек, которые были бы готовы отдать собственную жизнь за единственный ваш взгляд.
Несколько мгновений изумленного молчания, и Фелисия также спокойно продолжает.
- Я прекрасно осознаю свое положение и тяжесть проступка и покорно приму заслуженное наказание.
Добавить больше нечего, не в ее положении. И потому остается лишь дожидаться реакции Шехзаде, и рабыня уверенна в самом неблагоприятном исходе.
На дорогах судьбы распутица,
Грязь да холод – куда направиться?
Вправо, влево, вперед – что нравится,
Лишь назад, увы, не получится...

Плакать некогда, не в чем каяться:
Что получено, то оплачено,
Не сыграть эту жизнь иначе нам –
Ведь иначе не жить, а маяться…

Драгоценная, верная, чуткая,
Все отдал бы за счастье наше я -
Да никто в небесах не спрашивал,
Торговаться с богами хочу ли я,

Завтра утром... спи, моя милая,
На плече моем до рассвета.
Пусть впитается в память это,
Пусть нас это сделает сильными...(*)

_____________________
(* О. Громыко "завтра наше время закончится")

Трудности закаляют. Это известно еще из изречений древнегреческих философов. Но им-то, ученым мужам, было легко рассуждать о трудностях, имея власть и положение в обществе. А как чувствовали себя бесправные, обреченные на извечно предвзятое отношение? Нет, Фелисия никогда не считала себя борцом за справедливость и идею, даже Бенджамина отговаривала от опасной затеи, заведомо предугадывая один из возможных исходов. Но даже жизнь среди аристократов и в качестве одной из них так и не смогла ответить на все вопросы, которые мысленно себе задавались неоднократно. Прошлое невозможно было стереть, как и настоящее впрочем… Эти мысли походили на символическое изображение вечности в виде змея, закусившего кончик собственного хвоста. Найти успокоение не представлялось возможным. Здесь и сейчас казалось гораздо проще уйти в собственный мирок, пережидая вспышку молодого человека. И все бы ничего, только оной не последовало…
В глубине безразличного некогда взгляда на несколько мгновений промелькнули искорки изумления, когда Шехзаде оказался на одном уровне с сидящей на полу рыжеволосой. За свою недолгую жизнь Фелисия успела повидать достаточно, чтобы предугадать реакцию большинства мужчин. Большинства… Однажды она уже ошиблась на счет фрайгера, неужели и местный принц оказался исключением? Радоваться определенно рано, чужеземцу не объяснишь собственных убеждений и мотивов. В османском замке фраза «забудьте о прошлой жизни» стала не просто советом, а наставлением, требованием к девушкам, чья жизнь кардинально изменилась. Сказки о лучшей доле? Утешение для глупышек. Киш прекрасно знала цену такого вот возвышения, и подобные игры были чужды венгерке, только и этих рассуждений в этих стенах не поймут.
Шехзаде говорит медленно, доходчиво и совершенно спокойно, и это заставляет замереть гораздо быстрее, нежели угрозы. Ничего нового, естественно, рыжеволосая не услышала, но формулировки искренне удивили. Господин выбирал выражения гораздо более мягкие, чем евнухи или калфы, ее наставлявшие. Невольно возникал вопрос о причинах подобного отношения: жалость или банальное воспитание? Каким бы ни был ответ, а молодой человек намеревался любым способом исполнить собственное желание. Сдержанная обыкновенно Фелисия только тихо и удивленно охнула, когда Шехзаде с поразительной легкостью устроил бунтарку на своих руках. Пришлось закусить губу, подавляя рвавшийся наружу протест. Подобное позволялось только супругу, да и даже Киш не злоупотреблял своим положением, признавая независимость и самостоятельность супруги. Гордячке казалось, что она была вполне способна следовать за господином на собственных ногах, но злоупотреблять милостью мужчины было недальновидно. Уж точно, ни когда на почтительном расстоянии от наследника османского престола следует калфа, выражение лица которой не предвещает ничего хорошего. Мысль о том, что теперь уж точно имя некогда тихой рабыни запомнит весь гарем, почему-то совершенно не радовала.
Откровенно говоря, Фелисия испытала потрясение гораздо большее, нежели от новости о хальвете. Подобные проявления внимания и заботы, пусть и продиктованные собственничеством в исполнении именуемого здесь Господином заставляли если не смириться, то уж точно прикусить язык, воздерживаясь от дальнейших прямых актов неповиновения.
- Вы слишком добры к неразумной бунтарке, мой господин, - рыжеволосая старалась говорить максимально спокойно, хотя из глубины поднималась тревога. Шехзаде отвлекается, наполняя свой кубок, а девушка, игнорируя очередной всплеск боли, старается прикрыть босые ноги подолом платья. Неизвестно, как иноверцы относятся к подобному бесстыдству, но в ее прежнем мире женщина без чулок в присутствии мужчины приравнивалась к крайне неприличной особе. Мне ли говорить о бесстыдстве, - мелькает очередная неутешительная мысль, поселяющая на губах горькую усмешку. Много лет назад она уже была готова продать себя за горстку медяков, а нынешняя ситуация слабо отличается от минувшего. Но тогда не было обещания, данного Бенджамину. Вполне предсказуемый вопрос застает врасплох. Киш не была готова к этому разговору только потому, что не желала обсуждать свое прошлое с кем бы то ни было.
Пауза явно затягивалась, а девушка нервно кусала губу, слова чужого языка внезапно стали слишком трудно подбираться, пусть учителя и отмечали ее успехи в турецком ранее.
- Не хочу гневить вас, мой господин, - почтительно склонить голову, подтверждая собственные слова, - но позвольте не отвечать на этот вопрос. Вы ответили на мои речи еще в стенах той маленькой каморки, и кто я такая, чтобы спорить с вашей волей. Но от повиновения до согласия слишком много шагов. Я не в силах принять порядки здешних земель в той же степени, что и вы не признаете обычаи моей родины, по которым я считалась замужней женщиной. То что для многих стало бы милостью, для меня обернется позором. Предвижу ваше негодование, Шехзаде, но столь откровенна с вами только потому, что вы показались мне мудрым и терпеливым человеком.

Не нужно быть знатоком мусульманских традиций, чтобы сообразить, что нынешний вечер не отвечал принятым в стенах дворца правилам. Внутренний голос Фелисии неустанно нашептывал, что последствия таких вот нарушений еще дадут о себе знать. Впрочем, отказаться от разговора возможности не было. И дело даже не в физическом состоянии или страхе наказания. Шехзаде проявил обыкновенное человеческое участие, что уже заслуживало терпения и хоть какого-то подобия уважительного отношения со стороны той, которая успела возненавидеть османскую породу. И совершенно иной вопрос, что ее ответы могли не устроить даже терпеливого молодого человека, который, еще непонятно по какой причине, сносил дерзость иноземки. Киш же честно старалась смерить свою гордость. Еще несколько лет назад, до встречи с Бенджамином, подобное не составило бы труда. Но голодная девочка из мертвой деревни слишком сильно отличалась от жены фрайгера. Аристократ дал своей протеже слишком много, а стремительные взлеты всегда оставляли угрозу падений с высоты. Кровь на вражеском клинке и последний взгляд, полный тревоги, обращенный в сторону рыжеволосой, ознаменовали окончание красивой, едва начавшейся, сказки. Но обсуждать это с кем бы то ни было девушка не желала. Слишком больное и личное, похороненное глубоко внутри. Фелисия просто не чувствовала в себе достаточно сил, а выказывать слабость по мнению самой рабыни было постыдно.
Приближение молодого человека заставляет поднять голову, но, вспоминая наставления, рабыня торопливо опускает взгляд, не желая столь нагло игнорировать установленные правила. Когда Шехзаде присаживается рядом, напряжение скрыть не удается. По спине бегут холодные мурашки, и девушку передергивает от озноба. Все, что сейчас доступно – вынуть затейливое украшение и шпильки из успевшей растрепаться прически и скрыть плечи распущенным рыжим шелком. Хоть какая-то иллюзия защиты.
Осведомленность Господина в столь щекотливых вопросах европейских брачных союзов почему-то совершенно не радовала. И вот как объяснять ему мотивы некоторых поступков, да и нужно ли?
- Господин поразительно точен, но у каждого случая есть свои обстоятельства, - в тихом голосе отчетливо угадывается боль потери, но самоконтроль не желает восстанавливаться в полной мере. Слишком много случилось за последние недели, чтобы хвастать ледяным спокойствием и эталонной выдержкой. – Мы действительно не делили ложе в силу обстоятельств, но в остальном были друг другу самыми настоящими супругами. И верность обоих сомнению не подлежала.
Сказано слишком много, и Киш закусывает губу, призывая остатки самообладания.
- Касаемо же войн и победителей с их милостью, считаю, что спорить нет смысла. Quot homines, tot sententiae*, - печальная усмешка касается губ. – Кто бы ни одержал верх, а подобный исход предсказуем. Найдутся и более сильные, но будут и восставшие, против их могущества, которые могут потерпеть неудачу. Но толкает на этот шаг не безрассудство, а долг.
В памяти всплывает последний совместный вечер и спор с супругом. В горле поселяется горький ком. Эти изменения в жизни давались слишком тяжело, и рядом не было никого, с кем можно было бы разделить эти тяготы.
- Опасности? Супруги клянутся поддерживать друг друга в горе и радости, я была рядом до последнего вздоха, и если и жалею о чем-то, то только о том, что не разделила с ним и посмертие.
Выдержка тает, истерики нет и в помине, но глаза девушки становятся влажными, хоть слез на щеках и не видно.
- Простите меня за неподобающие речи, Господин. Новые порядки не всем даются легко. Обещаю, что подобного больше не повторится.
Огромных трудов стоит просто сползти с дивана и опуститься на колени, застывая в почтительной позе перед человеком, которому тебя вручили, как вещь.

___________
(* лат. дословно Сколько людей, столько и мнений)

Любые жизненные обстоятельства меняют человека, желает он того сам, или нет. Могла ли обыкновенная простолюдинка из бедной деревушки подумать о том, что когда-нибудь ей выпадет шанс увидеть жизнь аристократии? Нет. Если только не пришлось бы прислуживать вельможам, но и такой шанс был маловероятен. Мать даже слышать не хотела о подобных перспективах, о реакции отца и вспоминать не следовало бы. Родители вообще между собой не сильно-то и ладили. Взять хоть тот скандал, который устроил глава семьи, прознав, что ребенка тайно учат чтению. Тогда дурная, по выражению самого отца, женщина (его жена естественно, и мать рыжеволосой девочки) еще долго залечивала ссадины и синяки от тяжелой мужской руки. Занятия продолжались тайно, и Фелисия была благодарна матери даже спустя года. Совершенно иной вопрос, что осознание степени опасности пришло уже гораздо позже. Потом вокруг были смерть и голод, который она пыталась забыть еще долго, но картины, всплывавшие перед глазами, контролю не поддавались. Отчаяние, нечеловеческое желание жить - все это было до боли знакомо и близко. Рыжая это не просто наблюдала - прошла через это. И огромный вопрос, чем все могло закончиться, если бы не появление Бенджамина в ее жизни. Глупо, но самый простой вопрос о мотивах поступка мужчины никогда не был озвучен. Причина? Трудно сказать. Вполне возможно, банальная жалость, уже сейчас казавшаяся унизительной. Как бы там ни было, а фрайгер сумел подарить ей абсолютно новую жизнь, не похожую на прежнюю. Тепло и сытость, безусловно важны, но Киш дал гораздо больше: поддержку, заботу и любовь, которой Фелисия никогда не видела со стороны отца. Оказалось, что не каждого мужчину стоит опасаться, среди них находятся люди долга и чести, исполняющие собственные обеты. И к познанию этой истины удалось прийти только через потрясение и боль. В старинных книгах говорилось, что человеку приходится за свою жизнь несколько раз умереть, как бы то глупо ни звучало. Девочка рождалась, но умирала, когда на ее месте оказывалась девушка, ее сменяла женщина, а потом и старушка. Невольно закрадывалась мысль о том, что новое испытание является предвестником очередных перемен и опыта. Только здравый смысл подсказывал, что нынешний урок не сильно ей и понравится. Тень Бенджамина и боль от его потери ощущались слишком остро. И понять ее не сможет человек не перенесший равноценной потери, как бы то жестоко не звучало.
Рассуждения об ином пути отзываются еще одной порцией горечи внутри. Хотел ли супруг для нее такой жизни? Нет, именно потому настаивал на побеге еще до решающего часа. Шанс избежать рабства и чужой земли был, но рыжеволосая выбрала свой путь. И если бы вернулась в тот черный день, то подтвердила бы свой выбор ради возможности провести с наставником последние мгновения его жизни, ради бесконечного уважения и любви к нему, исполнявшему свой долг дворянина. Как бы тяжело сейчас ни было, а это расплата за краткое счастье, мелькнувшее в жизни. У Киш была возможность испытать то, что дано далеко не всем, и это слишком ценно и свято.
Внутри настолько пусто, что даже боль, поселившаяся в ступнях, не ощущается столь явно. Она слишком хорошо осознает, на что придется пойти.
Рыжеволосая и сама не могла бы ответить, насколько затянулось молчание, казалось, что девушка ушла глубоко в себя, совершенно не реагируя на окружение. Деликатное касание мужской руки заставляет послушно поднять лицо.  Он не сможет понять, даже если захочет. Но он пытался, - непрошеная мысль заставляет смелее встретить внимательный темный взгляд.
- Вы являетесь моим господином, у меня нет иного выбора, как подчиняться и выполнять вашу волю, - голос ровен и бесстрастен. Самообладание постепенно возвращается, позорная истерика отошла на задний план. Хочется дать волю слезам, что бывает не часто, но Фелисия не намерена показывать своих чувств кому бы то ни было. От судьбы еще никто спрятаться не сумел, как бы ни пытался. Если такова расплата за счастливые мгновения, то так тому и быть.

Пожалуй, Европу и Восток объединяло одно правило: какой бы ни была девушка, а в свои семнадцать лет она была уже замужем и успевала родить одного, а то и более отпрысков своему супругу. Фелисия, вопреки своему статусу замужней женщины, не успела стать матерью и женой в полном смысле этого слова. Пока Бенджамин был рядом, создавшаяся ситуация казалась вполне естественной. Но здесь, на чужой земле, ощущение выбитой из под ног опоры было слишком явным. Закрадывалась мысль о том, что супруг единственной совместной ночью мог бы избавить от текущего позора. Свадебные клятвы не имели никакого значения и веса перед лицом человека, имевшего право назвать подаренную девушку собственностью и распорядиться ей по своему усмотрению. И хорошо еще, что шехзаде оказался достаточно внимательным даже по отношению к бунтарке, оказавшей полнейшее неуважение к его священной персоне.
Фелисия могла найти в себе силы на покорность, но никак не на согласие. Память немилосердно возвращала в ту холодную зиму, когда рыжеволосая грязная оборванка была готова решиться на крайность: продать себя ради тепла и куска хлеба. Сделать все возможное лишь ради того, чтобы выжить, совершенно не задумываясь о том, какая дорога ждет в дальнейшем. Чем этот вечер отличался от холодных зимних ночей, полных тоски и обреченности? Сытостью и красивым нарядом, который девушка невзлюбила с первого мгновения. Струящийся розовый материал ее платья казался ядовитой змеей, душившей и подавлявшей, неумолимо нашептывающей о ее положении вещи в стенах гарема.
Прикосновение молодого человека заставляет невольно вздрогнуть, даже при том, что Фелисия пыталась морально подготовиться к подобному исходу. Личное пространство грубо нарушено, от чего хочется отстраниться, как можно скорее, разрывая опасное расстояние между собой и шехзаде. Рыжая с трудом находит в себе силы замереть, подобно испуганному зверьку, позволяя господину делать все, что он посчитает нужным и уместным. Ткань, послушная мужским рукам, скатывается с плечей, а рабыня пытается подавить в себе нарастающую панику. Рыжеволосая закусывает губы в попытке скрыть их дрожь, но даже сама не уверенна, что это удается в полной мере. Она прекрасно понимает, что местный принц намерен совершить, но смелости в себе не находит. Гораздо проще закрыть глаза, представляя черты покойного супруга, его улыбку и тихие успокаивающие интонации голоса. Если ты действительно меня любил, то почему все так, - мысль не оставляет покоя, озноб побороть не удается, как и мерзкий ледяной комок, срастающийся где-то внизу живота. Покорной быть не сложно, но унять бушующую внутри бурю практически невозможно. Шехзаде  же об этом не задумывается и не должен, если разобраться, он всего лишь намерен взять свое, по праву принадлежащее. Послушно встать, повинуясь жесту господина, не смея при этом встретиться взглядами, когда ненавистная розовая ткань легким облачком оказывается на полу, открывая наготу постороннему взору. Как во сне, позволить мужчине рассматривать себя, стараясь лишь замереть, не выдавая собственного смущения и паники. Кажется, стоит сделать еще один шаг, и он станет шагом в пропасть, откуда уже не будет возможности вернуться. Наверное, Бенджамин бы понял ее,  зная, что этот вечер был не в ее власти, не важно, чего не хватило, смелости или убежденности в правильности выбранного пути. Легкие прикосновения заставляют щеки алеть, но вместе с тем отзываются неприятным холодком на нежной коже. Слишком изощренная пытка, которая не могла прийти в голову ни одной из наставниц. Никакие удары по пяткам не способны унизить столь явно, по крайней мере, Киш так казалось сейчас.
Послушная его воле и рукам, девушка тряскими пальцами с трудом справляется с пуговицами его одеяния. Страх не то понятие, чтобы описать то, что творится внутри. Остатки здравого смысла помогают бросить краткий взгляд на шехзаде, окончательно покидая бесполезную лужицу, окутывающую ноги розовым маревом и переместиться так, чтобы оказаться за спиной господина, помогая тому снять верхнее одеяние.
- Если шехзаде будет угодно, я могу размять его плечи. Этот полезный навык знаком и многим европейским женщинам, и я не являюсь исключением.
По правде говоря, Фелисия была бы рада, если бы эта ночь ограничилась исключительно целомудренным массажем, но отсутствие платья и обстановка подобных надежд не давали.

Отредактировано Фелисия Хатун (2017-01-11 23:52:44)

Большинству знакомо ощущение липкого и холодного послевкусия очередного кошмарного сна, так неуместно ворвавшегося в сладкое забытье. Проснувшись с гулко стучащим сердцем, крайне трудно понять, где вообще находишься и чем реальность отличается от пригрезившегося еще несколько мгновений назад.  Не важно, какая картинка предстала перед утомленным дневными трудами, имеет значение насколько кошмару удалось захватить воображение.
Последние недели Фелисии казалось, что она пребывает во власти такого вот кошмарного сна, конца которому не предвидится. Самые сокровенные страхи сбывались с ужасающей скоростью, и даже самообладание и терпение господина не способствовали вере в благоприятный исход.
Требовательное прикосновение и последующий разворот заставляют до крови закусить губу уже ради того, чтобы подавить рвавшийся наружу всхлип. Унизительно, но законно. По праву сильного. Еще одно напоминание о ее положении здесь и необходимости послушания. Терпение, безусловно, является благодетелью, но обличенные властью не могут оказывать только милости, иначе их статус окажется под угрозой. Справедливо, только совершенно не утешает и не придает решимости. Казалось бы, близость внимательного мужчины должна вселять уверенность, напоминая о том, что никто не желает ей вреда, но напряженная спина рабыни выдает ее состояние. Чужой человек, господин, не мог быть желанным. Ни тогда, когда не испытываешь влечения и доверия. Если верить наставлениям калфы, то внимание шехзаде следовало принимать с восторгом и почтением, иного не дано. По мнению же рыжеволосой так можно было относиться к законному супругу, но никак не к человеку, виденному лишь пару раз. Иначе, чем ее нынешнее положение отличается от трудной работы разряженных девок, продающих себя в тавернах и на постоялых дворах. Разница взглядов была подобна огромной пропасти, через которую не представлялось возможным перебраться. Возможно, стоит вытерпеть единственный раз, и он больше не пожелает меня видеть, -мысль вызывает мимолетную горькую улыбку, которую девушка торопливо стирает с лица.
Терпение Шехзаде явно подходит к концу, молодой человек не желает тратить времени на дальнейшие попытки уговоров строптивой женщины, накрывая дрожащие губы дерзким поцелуем. В первые мгновения рыжеволосая ошеломлена настолько, что позволяет себе упереться ладонями в плечо господина в попытке оттолкнуть, но напор не ослабевает. С трудом подавляя поднимающуюся панику, девушка заставляет себя безвольно опустить руки, отдавая себя на милость законного владетеля. Фелисия не могла сказать, сколько длилась пытка, но прекрасно знала, что все только начинается.
Тихое, обманчиво мягкое, приказание вызывает волну ледяного озноба.Теперь неподчинение будет караться в троекратном размере. Ноги деревенеют, подняться без помощи господина было бы затруднительно. Игнорируя кровоточащие пятки и наворачивающиеся на глаза слезы, рабыня послушно выполнила приказание, радуясь возможности хоть на несколько секунд насладиться одиночеством. Отныне за ней будет следовать множество взглядов и любопытных языков, сплетничающих вне зависимости от исхода этой ночи. Господское ложе казалось неуютным и холодным, и девушка поспешила скрыть наготу под покрывалом. Лучше молчать, иначе ее страх выльется в прямое неподчинение, и тогда беды будет не миновать.

Сим беру тебя, дабы владеть тобой и оберегать тебя, - абсолютно спокойные интонации жениха в сочетании с легкой улыбкой, обращенной к рыжеволосой невесте в скромном платье с затейливой вышивкой, заставили умолкнуть даже самых болтливых кумушек. Гостей на этом бракосочетании было не так уж и много: ровно столько, сколько требовали приличия и положение фрайгера.
- Беру на долю хорошую и долю плохую, долю самую лучшую и долю самую худшую, - настает очередь невесты произносить брачные клятвы, и Фелисия с блеском справляется с трудной задачей. Румянец, заливающий щеки многим из присутствующих здесь дам кажется весьма очаровательным, хоть и неправдоподобным. Просто не может быть так, чтобы мужчина опекал весьма милую девушку, не требуя при этом ничего взамен. А уж тем более, что овдовел Киш слишком рано, и жениться еще несколько лет назад не намеревался, какие бы выгодные партии ему не предлагались именитыми домами.
- Днем и ночью, в болезни и здоровье, ибо люблю тебя всем сердцем своим и клянусь любить вечно, пока смерть не разлучит нас, - два голоса стихают, и под одобрительные возгласы новоиспеченный супруг скромно и целомудренно касается губ своей теперь уже юной жены. Формальности соблюдены, но Фелисия не находит в себе сил даже поднять взгляд на Бенджамина, которого всегда знала совершенно с иной стороны. Сейчас же вместо внимательного и терпеливого мужчины появился ироничный аристократ, с легкостью сумевший бы обольстить совершенно любую даму своего круга, если бы сам того пожелал. Наблюдать за ним со стороны можно было бесконечно, но при этом приходило четкое понимание, что обыкновенная простолюдинка, пусть об этом никто, кроме их двоих и не знал, не пара такому, как Киш.
***
Легко ли оставить прошлое, когда без него не может быть будущего. Все трудности закаляют и делают из человека того, кем он является. Абсолютно любой поступок или слово можно объяснить тем, что происходило день или год назад. Не важно когда, важно лишь, что людям свойственно меняться, и виной тому обстоятельства. Даже в одну воду нельзя войти дважды, что уж говорить о человеке и его постоянстве.
За те растянувшиеся мгновения, в которые девушка сражалась с собственной паникой, прячась под покрывалом, уже начинало казаться, что лучшим исходом была бы смерть. По крайней мере, не пришлось бы  проходить через весь этот позор, испытывая неловкость перед человеком, который даже пытался о тебе позаботиться. Весьма своеобразно, безусловно, но вполне явно. Все это время рабыня не переставала гадать, почему османский принц продолжал ее успокаивать и уговаривать, вместо того, чтобы отдать в руки наставниц и распорядиться о заслуженном наказании.
Неторопливое приближение шехзаде к ложу заставляет нервно сжать пальцами край покрывала в неосознанной попытке защититься. Смелости нет и в помине. Однако очередное приказание приходится выполнить. Стоит лишь встретить взгляд, как господин лишает последней защиты, стягивая спасительную ткань.
Рыжеволосая честно пыталась расслабиться под мягкими прикосновениями, продолжавшими изучать ее тело, но внутренний холод унять не удавалось. Кажется, что мысли и реакция тела вступают в противоборство, от чего становится еще труднее контролировать себя. Холод и жар смешиваются, и тихие всхлипы сдерживать не всегда получается. Остается надеяться, что мужчина воспримет это как подтверждение удовольствия. Разум бродит где-то далеко, за гранью реального мира, но так даже легче, тело покорно желаниям господина. Интуитивно рабыня понимала, что отвечать на очередной вопрос не стоило, да и риск в очередной раз сорваться был слишком велик. Гораздо проще прикусить язык, ведь молчание в стенах господских покоев – лучший помощник.
Шехзаде продолжает уделять внимание ее телу, и Фелисия набирается решимости покончить с этим кошмаром, как можно скорее. Не его можно было представить так близко, и пусть Бенджамин был гораздо старше, но ласки супруга были бы гораздо желаннее. Не думать о погибшем муже не выходит даже сейчас, когда требуется сосредоточиться на том, чтобы держать себя в руках. Тон османского принца мягок и нежен, но рыжеволосая воспринимает сказанное, как предостережение от дальнейших глупостей. В тот момент, когда между их телами минимальное расстояние, девушка позволяет себе прямой взгляд и тихий шепот.
- Я ваша скромная рабыня, мой господин. Вы вольны делать все, что сочтете нужным, - подкрепляя собственные слова действиями, Фелисия решается на дерзость с точки зрения этикета: устраивается на коленях молодого человека, лицом к нему и несмело касается губ. Нужно вытерпеть единственный раз, и он обо мне забудет, -   твердит себе девушка, но успокоения не находит.

Позволить телу взять контроль, отодвигая разум на дальний план? Оказывается, это вполне возможно, если действительно пожелать. Никто не утверждал, что будет легко и просто, тяжелые мысли никуда не делись и деваться не могли, но нужно было помнить об осторожности. Шехзаде и без того проявил слишком много терпения и понимания, любая оплошность со стороны девушки могла привести к нежеланным последствиям. Даже отсутствие опыта не помешало осознать, что смелость со стороны рабыни была воспринята положительно. Сгорающему от желания мужчине не до принятия чужих постулатов или капризов. Каким бы терпеливым господин не был, а уговаривать бесконечно долго он не станет.
Нужно всего лишь проявить покорность, - кожа буквально загорается под изучающими пальцами, и Фелисия ненавидит себя больше чем кого-либо. Как тело могло отвечать на чужие ласки без позволения на то владелицы. Казалось, что шехзаде не намерен торопиться, таким вот специфическим образом напоминая о своем главенстве над собственным гаремом и уж тем более в собственной опочивальне. Забыться окончательно не выходит, но сейчас рыжеволосой хотя бы удается прикрыть глаза, якобы от удовольствия, но на деле избегая необходимости видеть чужой лик. Хоть какое-то облегчение, пусть и не длящееся долго. Девушка честно старалась правильно отвечать на нежность, но уверенности в себе быть не могло.  В то мгновение, когда излишнее внимание уделяется низу живота, рабыня невольно напрягается, но самоконтроль возвращается. Еще одной порции уговоров точно не будет, отсрочка не даст освобождения, потому лучше скорее со всем этим покончить и остаться наедине со своим унижением и скорбью.
Несколько мгновений передышки и разгоряченное мужское тело вновь оказывается слишком близко, приходится быть отзывчивой и послушной. Жгучее желание оказаться, как можно дальше, от покоев господина приходится загонять глубоко внутрь. Время гордости прошло, любая демонстрация страха продлит и без того затянувшуюся пытку. Ответ на поцелуй нельзя назвать уверенным, но все вполне можно списать на робость еще не сведущей в любовных делах девушки. Тихий шепот заставляет вздрогнуть, но и это вполне можно принять за борьбу с незнакомыми ранее ощущениями. Ее тихое «да» можно было скорее прочесть по губам, чем услышать, когда рыжеволосая на краткий миг позволила себе немного отстраниться так, чтобы господин мог видеть ее лицо, после чего позволила себе медленно и легко провести губами дорожку от виска мужчины к шее, подкрепляя свое согласие действиями.
Внизу живота скручивается тугой ком липкого и противного страха. И он ничего общего не имеет с неприятием боли физической. Фелисия уже давно разучилась бояться подобного. Гораздо страшнее с некоторого времени стала моральная сторона вопроса. Говорят, что у каждого человека свой Рай и Ад. Возможно, что происходящее в этих стенах и было ее наказанием за все известные и неведомые прегрешения в не столь уж  и долгой жизни. Никому не предназначено больше, чем он способен вынести, только почему так трудно смириться с неизбежностью, почему не возможно забыть прошлое, родное и любимое лицо, клятвы, обеты и чувство благодарности.

Женская природа – предмет весьма загадочный и досконально неизученный. О ней спорили и спорят тысячи ученых мужей, так и не сумев отыскать компромисс. Ошибочно. Общее мнение все-таки есть, но оно сводится исключительно к шутливому постулату о том, что голова женщины – предмет темный и исследованию не подлежит. Почти верно, но дело здесь несколько в ином. Память женщины милосердна, это заложено природой и не меняется даже спустя годы и века. Если бы каждая женщина помнила свой негативный опыт и боль, через которую однажды уже пришлось пройти, ни одна из нас уже не стала бы женой и матерью, ни одна не смогла бы простить предательства или неуважительного к себе отношения. Память милосердна, но это не уберегает от ошибок, от того многие женщины слывут особами ветреными и даже недалекими.
К сожалению или счастью, Фелисия не относилась к двум вышеперечисленным категориям, но на замечания об этом в исполнении покойного супруга только пожимала плечами. Кто мог знать, какой бы могла стать рыжеволосая, воспитываясь среди аристократов. Судьба ткет свое полотно, и изменить его узор невозможно.
Шаг в бездну сделан, внизу ожидают острые скалы, и Киш это прекрасно осознает. Кажется, что разум отделяется от тела, со стороны наблюдая и анализируя происходящее в господских покоях. Внешне она покорна, благодарна за нежность и восприимчива к абсолютно любому касанию. Пожалуй, дискомфорт от первой в жизни близости с мужчиной не может перекрыть стыда от осознания нарушения данной клятвы. Осудил бы ее Бенджамин? Нет, не в этой ситуации, но достаточно и того, что рыжеволосая испытывала ненависть по отношению к самой себе. Самый страшный палач для большинства – внутренний голос, неумолимо напоминающий о прегрешениях. В голове чудовищно пусто, но спасают реакции тела, перекрывающие внутреннее смятение. Фелисия даже пытается закусывать губы в попытке не проронить ни звука. Но затея проваливается с треском, уже гораздо позже придет осознание того факта, что это к лучшему.
Оказывается, мужчинам нравится, когда рядом с ними послушные куклы, - рабыня не осознавала, сколько все длилось, привычно прячась в собственном мирке, рассчитанном на нее одну. Тихое, но отчетливое приказание возвращает в мир реальный, и рыжеволосая даже рада покинуть ложе, жаль, что придется провести здесь еще несколько часов. Девушка максимально аккуратно встает с ложа, задерживаясь лишь у так и оставшегося на полу наряда. Что бы там не желал шехзаде, а появиться перед кем-то из слуг нагой, да еще и с однозначными намеками о ночи, проведенной с мужчинами, гордости не хватило. Торопливо выдернутой полупрозрачной нижней рубашки будет достаточно. Тихо стукнуть в дверь покоев и отдать распоряжения, сославшись на веление господина – много времени это не занимает. Но возвращаться в постель нет никакого желания. С тихим вздохом девушка присаживается на край ложа.
- Господин, позвольте мне оставить рубашку до прихода прислуги, не могу свыкнуться с мыслью о том, что меня могут видеть многие, - прикрыв глаза, рыжеволосая прикладывается так, чтобы не задевать лежащего рядом мужчину.

Отредактировано Фелисия Хатун (2017-01-16 23:43:32)