Махпаре хатун всем своим видом выражала глубокое удивление.
Сделать такое с этой девушкой было неподвластно даже Всевышнему, промелькнуло в мыслях хасеки, когда она еще не поздним вечером подняла взгляд темно-карих глаз от станиц книги о свойствах лечебных трав, что росли на черноморском побережье, и встретилась взглядом в такими же пронзительно-карими глазами своей служанки.
- К Вам Накшидиль султан, - только и смогла произнести девушка, почтительно и поспешно отступая назад, когда метвецки-бледное лицо в ореле золотистых волос выплыло из полумрака передней и Афифе медленно закрыла книгу, подавляя желание встревоженно вздохнуть.
Сестры падишаха четырех сторон света были разными, как драгоценности на ножнах его церемониального ятагана. И не только внешне: черноволосая Халиме султан источала власть, одним только своим видом пробуждая беспрекословное почтение и поклонение, Мелике султан с ее огненно-рыжими волосами и мелочным голосом окутывала собеседника ярким янтарным светом, согревавшим и притягивающим к себе, а вот Накшидиль султан была подобна солнечному свету, вплывающему в комнату в послеполуденное время, отчего все вокруг вспыхивало благоговейным трепетом перед ее золотистыми локонами и ангельским смирением, лившимся из глаз.
Собственно, именно эта сестра султана Баязета была Афифе всегда более всех симпатична, но возможности узнать ее ближе у сербки практически не было: долгие годы эта женщина пробыла в браке, сопровождая супруга в далекой Персии и при этом слава о ее богоугодной щедрости и сострадании быстро достигли столицы еще прежде, чем Накшидиль овдовела и приняла решение вернуться в столицу.
Такие люди, искренние и честные, презревшие свое высокое положение ради бед других, всегда были Афифе султан невероятно любопытны: любившая власть и умевшая ее удержать, она долгое время крепко держала в своих руках сердце самого султана, и теперь ей было интересно узнать как еще можно было заслужить такую беспрекословную любовь людей посторонних. Хотя, кроме этого интереса, хасеки все не давала покоя мысль действительно и вдовая дочь валиде Хафсы султан была столь благочестива или это все был прекрасно вылепленный фасад, за которым сиятельные невестки и сестры так часто скрывали свое честолюбие и амбиции. И кажется, сегодня вечером матери шезхзаде Мустафы представился чудесный шанс узнать поближе эту смеренную султаншу.
- Ну что Вы, султанша, для меня честь принять Вас, хотя я сбита с толку причиной столь позднего визита, - поднимаясь с мягких подушек, Афифе почтительно и коротко поклонилась родовитой гостье и от внимательного взгляда не ускользнули темные тени, которые залегли под глазами Накшидиль.
"Аллах, неужто от бессонных ночей в трауре по мужу.."
Но прежде чем еще одна маленькая язвительная шпилька родилась в воображении Афифе, сестра ее возлюбленного султана раскрыл причину своего скверного вида. Ах, так значит головная боль.. Аллах, как же все .. Типично.
- Причин для этого может быть много, моя госпожа. Неужели врач гарема Вам не помогла? Хотя глупый вопрос с моей стороны, если бы она помогла, Вы бы не пришли сюда делиться со мною Ваши недугом. Что ж, тога не стойте, садитесь, моя султанша.. И.. И объясните почему же Вы ищите помощи у меня?

Хасеки заботливо притушила одну из свечей которая призвана было облегчить чтение в столь темное время суток и поудобнее уложила подушки, приглашая гостью сесть. И хотя она и так догадывалась что тут делала Накшидиль и ее головная боль, Афифе хорошо скрывала раздражение. Чертовы сплетни..

Ага, вот уже и цель близка - и с уста Накшидиль султан, пускай и в завуалированной манере, которая было присуща всякому чрезмерно хорошо воспитанному человеку, сорвались , наконец, слова правды. Чутье не подвело султаншу и ее родовитая гостья пожаловала сюда за товаром не сколько редким, сколько овеянным легендами за долгие, долгие годы пребывания Афифе в гареме повелителя. Ее таланты. То, что звали магией, колдовством, проклятьем и что подчас становилось причиной ее собственных неурядиц - но и то, что не давало забыть о второй хасеки в круговороте гаремной жизни спустя время и несмотря на все преграды.
А следовательно сей талант следовала пестовать и развивать, пускай он на самом деле был ничтожен и мало в чем превосходил знания и навыки самых рядовых лекарш во дворце, но облекая его в ауру таинственности, привнося элемент загадочности, дозируя слухи и умеренно рассыпая сплетни по гарему Афифе смогла добиться удивительного, действительно волшебного результата. Пускай Турхан взяла на себя образ мученицы - ей было невероятно сложно выглядеть иначе и поступать соответствующим образом, а вот ее соперница на ложе падишаха была совершенно органична в роли темной властительницы, пускай и с некоторыми упущениями по части взаимной с гаремом любви. В конце концов, они все приходили к ней, думала Афифе, рассматривая более внимательно светловолосую госпожу, с уст которой с таким трудом слетали слова признания. Впрочем, прозвучали они не так оскорбительно, как некоторые..иные.
- Скверно, - с довольной улыбкой, как сытая сливками кошка, произнесла султанша и покачала для вида головой, - скверно, что наши лекари не могут помочь самой сестре султана. На что тогда уповать и надеяться нам, простым смертным и рабам нашего повелителя..
Дав знак последней служанке покинуть покои, сербка предложила Накшидиль присесть, сама располагаясь напротив госпожи.
- Что ж, раз это не секрет, то что мне отрицать, моя госпожа. Да, я владею кое-какими знаниями, которые не представляют особого интереса для наших врачей. Впрочем, мои таланты служат мне и моим скромным нуждам. И я рада буду поделиться с Вами моя султанша, если это облегчит Вашу боль. Что ж.. прежде всего, потрудитесь вспомнить что Вам уже давали и в какой комбинации, что принесло облегчение, а что было бесполезно.

Разве ее история была куда важнее состояния здоровья сестры Повелителя? Слегка сбитая с толку от неожиданного поворота в их разговоре, Афифе едва заметно напряглась и вся ее фигура напоминала в это мгновение кошку, напуганную резким звуком. Обычно ее история мало кого интересовала - жизнь женщин в гареме начиналась значительно позже того дня, когда они рождались, а следовательно даже евнухи не всегда могли припомнить как начиналась жизнь их возвысившихся подопечных, вынуждая их обращаться к источникам куда более точным, но более тленным и унизительным для новоиспеченных "хозяек дворца" - реестрам о поступлении в гарем и списка "живых" подарков.
В чем же был интерес Накшидиль султан, столь недавно возвратившейся в Топкапы? Сомнительно было - и тут Афифе даже спорить бы сама с собой не стала бы - что в подковерном сражении за сыновей, которое нарастало и приближалось с каждым днем, что слабла валиде, молодая султанша-вдова, провёдшая так много времени за пределами столице, вдалеке от сильных мира сего, способных вознести или низвергнуть вниз одного из шехзаде султана Баязета, могла принимать участие и иметь вес. Так неужели же султанша праздно искала способа познакомиться с одной из тех, кто в скором или не слишком скором времени могла бы занять место во главе султанского гарема как валиде? Могла ли золотоволосая султанша прощупывать почву или разыгравшееся в столь поздний час воображение сербки подводило ее, играя злую шутку? Насторожённая таким поведение сестры своего возлюбленного, балканка взяла непродолжительную, но позволительную паузы, чтобы спешно все обдумать - годы в гареме в положении дьявола во плоти научили Афифе сначала думать, а потом уж говорить.
Но в ясных глазах вдовы, подернутых пеленой усталости и неподдельной боли, вторая хасеки тщетно искала следы лжи или притворства - так могла ли она просто ошибиться?
- Простите мне мое молчание, моя султанша, просто я не ожидала, что Вы попросите о таком, - с самым извиняющимся видом произнесла женщина, немного нервно улыбаясь.
- Моя история столь хорошо известна в этих стенах, что я уже не привыкла что к ней проявляют интерес. Куда больше мне интересна причина Вашего недомогания,ведь продолжительные головные боли лишают сна и концентрации - не лучшее сочетание, смею Вас уверить. Потому хотите ли Вы слушать мою болтовню, которая только может усилит Вашу боль? - переспросила Афифе султан, но судя по виду ее собеседницы, так искала лекарство даже в беседе и хасеки вынуждена была согласиться с немного разочарованным вздохом.
- Что ж.. Моя история поста, моя госпожа. Я родилась на Балканах, в Сербии, семья моя восстала против сил повелителя и была пленена. Мой отец был военачальником, моя мать не теряла храбрости перед лицом врага, но даже сочетание их смелости не уберегло нас от предательства. Я, мои сестры и другие родственницы были преданы врагом из нашего собственного стана и переданы неприятелю. Так что ребенком я оказалась во дворце тогдашнего белербея тех краев, а потом была подарена в гарем нашего сиятельно повелителя. Как видите, все предельно просто, хотя память моя и хранит множество иных деталей, но я не стану утруждать Вас ими, моя госпожа. Моя жизнь давно протекает в этих стенах, что стали мне домом и где я познала счастье материнства и любви нашего султана. Прошлое стало прошлым, - твердо подчеркнула Афифе, но взгляд ей пришлось отвести от лица Накшидиль.
Не от огорчения или нахлынувших воспоминаний, а скорее из-за простой обыденной правды, сталкиваться с которой было не совсем приятно: просто с каждым годом, прожитом в сердце империи, воспоминания на самом деле не хранились, а бледнели и таяли, ускользая от внимательного и придирчивого взора возвращавшейся к ним Афифе. И они таяли, как не старалась она их удержать, а когда отпускала, сердясь на себя и свою слабость, они сбегали еще быстрее и истинная история матери Салихе и Мустафы становилась именно такой, какой ее сейчас услышала не в меру любопытная Нашидиль султан.

Нет ничего хуже праздного любопытства, ибо оно соединяет в себе два греха - праздность и тщеславие. От скуки мы вторгаемся в чужие секреты, считая что нам подвластно знать все и при этом сами мы кристально чисты для того, чтобы кто-то смог нарушить покой наших собственных демонов.
Была ли Накшидиль султан иной? Нет, увы,и Афифе султан с огорчением и смущением поняла, что ею двигал действительно праздный интерес: мало кого в гареме могло интересовать кто и откуда. Даже собственные дети порою не знали всей глубины твоего одиночества и страдания в этих стенах, а родственники у них обычно бывали только со стороны их отца. Ни добрых тетушек по матери, ни смелых дядьёв, ни деда, ни бабушки, что согревает своей безграничной любовью долгожданных внуков, продолжателей твоего рода, который в них не умрет никогда. Только османы, только империя билась в их сердцах - и также на нее взирала теперь султанша с пронзительно-светлыми очами и золотистыми кудрями. Какая разница кто ты, если ты мать шехзаде, любимая наложница Повелителя и ты избрана из сотен? Что ж, хорошо когда есть еще чем выделиться на фоне десятка таких же или на фоне Турхан, что ждала теперь ребенка.
И отбрасывая в сторону собственную гордость и немного уязвлённое самолюбие, Афифе грациозно как кошка потянулась на подушка и встала, соскальзывая в своих свободных богато украшенных одеждах в сторону ящичков красного дерева, что стояли закрытыми в нише. На этих полках хранились средства, что не требовали сокрытия. Что не несли смертельной опасности - для других у матери Мустафы было особое, тайное место, о котором знали только самые приближенные и верные и даже родные дети не догадывались где следовало искать - и что.
Так что приоткрыв один из ларцов, сербка сосредоточенно просмотрела содержимое, перебирая тонкими пальцами аккуратно завернутые конверты из чистой ткани и пергамента, постукивая стеклянными скляночками и колбочками, где ждали своего часа редкие порошки и травы и наконец остановилась, вытягивая сначала один, затем второй конверт.
В скудном свете ламп и светильников они казались практически черными, хотя на самом деле были синими.
- Моя госпожа, полагаю, что раз Вам нужно встать на ноги как можно быстрее, то помогут сильные средства. Вероятнее всего, что причиной Ваших болей могла быть перемена климата или же перемены погоды. В конце концов, столица - не жаркая Персия, а потому думаю, что нужно перетерпеть и дать время своему телу привыкнуть к возвращению в родные пенаты. Пока что же ядам Вам эту микстуру, но прошу Вас - не злоупотребите. Как уберегая Вас от новых приступов, они будут дарить Вам бодрость и ясность мыслей, но если слишком злоупотребляете, - и впервые после слов Накшидиль о вакфе и ее истории Афифе посмотрела на женщину и загадочно усмехнулась.
-[b] Нет, Вы не пострадаете, но можете впадать в долгий крепкий сон, который может высосать из Вас все милы. Потому, не более одной чайной ложки на стакан горячей воды, запариваете минут десять, пока соцветия не распуститься - и только дважды в день по чашке. Иначе Вы предупреждены.[/b]
Она хотела бы добавить что-то еще, пока пальцы ловко колдовали над сбором, который она медленно растолкла в пыль и ссыпала в небольшую коробочку. Еще порция отправилась в стакан, который Афифе наполнила до краев теплой водой из кувшина, что стояла тут же и накрыла блюдцем, давая настояться.
Госпоже следовало быть острожнее, но теперь сербке было интересно как отнесётся сестра повелителя к ее талантам если поможет. И так ли случайно она упомянула о собрании среди достойных и знатных женщин..
- Прошу, госпожа, но только осторожно, я не сцеживала отвар, - и хасеки протянула соей гостье едко пахнувший отвар.

Хорошо, что в полумраке ее покоев не было заметно, как Афифе прищурилась с подозрением изучая выражение лица Накшидиль.
Светловолосая госпожа потягивала своей отвар и не было заметно ни грамма прежнего интереса к истории сербки. Впрочем, не удивительно, но учитывая что хасеки в гареме султана Баязета было всего две, то странно что сестра его вообще интересовалась ее происхождением. Дети были уже в том возрасте чтобы больше интересоваться ими, делая на них ставки - не потому ли султанша неожиданно решила озаботиться судьбами Афифе и ее дочери, присматривалась к племянникам, собиралась сторону выбирать?
Мысль, была неожиданная и очень неоднозначная если принимать во внимание сколько времени эта госпожа проела на дальних рубежах империи османов, но кто значит что творилось сейчас в этой хорошенькой головке и о чем думала Накшидиль. Впрочем, отказываться от такого предложения как вакф покойной валиде не отказываются так просто почившая Хафаса султан к участию своих невесток в публичных появлениях относилась скептически и предпочитала все держать в своих крепких руках, так что Афифе и Турхан бывали там крайне редко, отдавая все свое время учреждениям, основанным на их средства, но несравнимые по размерам с благотворительными кухнями и приютами валиде. Затея это защекотала сербке нос и соблазн выпалить "да" немедленно был практически непреодолим. Но хасеки невероятным усилием воли заставила себя выдержать паузу и нарочито равнодушно произнесла:
- Благодарю, султанша, Вы очень щедры и благодушны. Конечно же, для меня и моей дочери это будет огромная честь, к тому же Салихе растет девочкой сердечной и приятной, но я бы очень хотела чтобы она ценила то, что имеет в в жизни и чем наделили ее Аллах от рождения. А как лучше это осознать, как не соприкоснувшись с невзгодами и лишениями других? Так что мы в Вашем распоряжении, моя госпожа.
Почтительно кивнув в ответ на заверения султанши последовавшие после комплимента настою, сербка все еще размышляла о том, не была ли игра Накшидиль слишком сложной и не придавала ли вторая хасеки лишком большого внимания совершенно невинной, на первый взгляд просьбе. В конце концов, по прошествию стольких лет эта женщина только-только начинала налаживать прежде истончившиеся связи?
Всякое могло быть, но Афифе султан пообещала себе быть осторожной в любом случае, когда двери распахнулись и перервали их разговор самым грубым образом...

.. Она даже не набросила поверх своего домашнего наряда, что носила в вечернее время никакой накидки, и так и бежала по коридорам с распущенными по плечам волосами, обгоняя служанок и саму Накшидиль султан.
- Мустафа, Мустафа, мой мальчик, - полный страха голос Афифе султан разносился эхом по засыпавшему гарему, заставляя слуг оглядываясь вслед "балканской ведьме" несшейся по мраморным полам как ночная птица, которую спугнули с ветки в самой дикой чаще. Едкий запах гари ударил женщине в нос и сердце матери пропустило удар. Ее мальчик!
- Где Ферхат ага? Где мой сын?! - ворвавшись в галерею, где располагались покои младшего шехзаде, Афифе вынуждена была резко остановиться и сдерживаемая маленькой Айше хатун, сильно закашлялась когда клубы дыма ударили ей в лицо. Слуги толпились с водой, отгоняя праздных случайных свидетелей, но даже такое узкое пространство казалось спуском в бездну - коридор заволокло тяжелым черным дымом и вцепившись в руку своей служанки, Афифе только и смогла что дико закричать:
- Мустафа!