Вот и закончилась выгрузка. Верблюды, щедро навьюченные тюками, в которых содержатся богатые дары. Рослые темнокожие кушиты, отважные воины и преданные слуги, чей удел отныне служить османам вдали от своей родины, и до самой своей смерти. Говорят, у таких воинов нет родины, даже та земля, на которой они родились, лишь место их пребывания. Они вырастают, овладевают искусством убивать и навсегда покидают свою землю безо всякого сожаления. Сильные, выносливые, неприхотливые, они внушат ужас и трепет врагам султана.
  Я лично проверил, чтобы каждый сундук был погружён на верблюдов. Красивые изделия тончайшей работы, дорогие полотна, ятаганы, выкованные нашими лучшими мастерами и разрезающими кирасы в умелых руках. Никто не скажет, что я скуп в своих дарах. Улыбаюсь про себя, представив, сколько радости принесут такие тонкие ткани юным созданиям в гареме. Пусть даже я и не увижу сей радости. Говорят, красивейшие девушки мира живут за стенами возвышающегося над городом дворца.
  К нам приближаются. Человек, уже в летах, с седой аккуратной бородой, в богатых одеждах, за ним стража. Спрашивает что то у окружающих, они указывают на меня. Я так и понял, что это встречают мою персону. Стою прямо, принимая знаки почтения, принимаю великолепного коня с богато убранным седлом, вскакиваю и шествую вперёд каравана, направляясь ко дворцу. Стражники впереди требуют дорогу, кушиты сопровождают меня по бокам. Уже завтра вы принесёте клятву верности новому правителю и более не будете служить мне. А желающих отправиться служить в столицу было предостаточно. Мы отбирали лучших. Одним своим цветом кожи они способны навести ужас на врагов.
  Толпа расступается. Мы приближаемся ко дворцу. Вот он, центр могущественной империи, я держу голову прямо, хотя так и хочется остановиться и полюбоваться величием дворца и великолепием убранства. Распахиваются ворота, я въезжаю внутрь, за мной следует караван с дарами. Я спешиваюсь, оставляю караван на попечение надсмотрщика, сейчас будут разгружать и делать опись всего,что прибыло в другого берега моря, разделившего два материка. А я следую уже за дворцовым слугой вверх, по ступеням, уложенным коврами, стражи почтительно склоняют голову. Слуга доходит до большой залы, просит меня подождать. На несколько секунд я остаюсь один. Докладывают обо мне. Вновь появляется слуга и просит меня зайти. Я прохожу в другой зал, поменьше. Шехзаде Осман. Как мне и говорили.
- Моё почтение шехзаде. - говорю я, склоняю голову и выпрямляюсь, соблюдая ритуал приветствия. Вижу, какой великолепный вид открывается с уложенного мрамором балкона. Да, там всё ещё ведут опись даров, вижу, как выгружают запечатанные кувшины с благовониями. Во дворец заносят ткани ярких расцветок, чьи секреты окраски трепетно хранятся египтянами. Верблюдов уже увели в стойло. А мы можем поговорить. Но я не начинаю первым разговор, пока сын султана и наследник империи не спросит меня.

На самом деле я ещё не виделся ни с кем, кроме Османа. Не полагается, игнорируя важные дела, бежать прежде в семью. Потому встречу с матерью и сестрой я отложил на потом, после встречи с будущим наследником престола. И я уже пережил волну предательств, когда мой отец почил с миром и предстал перед всевидящими очами Аллаха. Всё это пережил, стал крепче, сильнее, и приобретённая мною ранняя мудрость, похоже, потребуется во дворце столицы больше, нежели моё слабое умение править землями. Но предатели уже удушены после долгих и обязательных пыток, их тела обглоданы стервятниками. Самых рьяных моих врагов стервятники обгладывали, когда они были ещё живы. Я стоял рядом, и ни одна мольба о пощаде не пробила моё сердце. Я могу простить многое. Но не предательство. Если змея заползает в твою саклю, её надлежит убить. Никакой пощады. Сейчас назначен наместник, верный мне человек. И мудрый.
  Пока жив султан, мало чего можно опасаться. Но ему предстоит ещё познать путь, который я уже познал. Я догадываюсь, какова истинная цель моего приезда сюда. Жизнь наследника - да, это важнее прочего. Я об этом думал ещё на корабле, пока плыл сюда.
  - Верблюды. Корабли пустыни. Представь, светлейший, что на много дней пути только пески и никакой воды. Лошади не могут преодолеть дороги,  потому вся поклажа идёт на спинах этих животных. Без них не было бы той торговли, и моя страна прозябала в нищете. Мамлюки охотно воюют на верблюдах и преодолевают пустыни, чтобы захватить дикие племена. Видишь тех воинов? Они будут твоим надёжным щитом. Они суровы и преданы. Завтра они дадут клятву верности... лично тебе. И у них не будет никого здесь, кроме тебя. Это тоже мой дар тебе.
  И то, что поможет мне чётко исполнять должность хранителя покоев Шехзаде Османа. Никто не сможет обмануть их, провести, никто не осмелится напасть на наследника османского престола. Они фанатичны и они фаталисты. Как распорядится ими наследник, решать ему. Они пойдут ради него даже на смерть.
  - Я повидаюсь с матерью и сестрой. Уверен, они ждут меня и устроят мне тёплый приём. Нальют моего любимого шербета. Тебе предлагала моя мать шербет, который она варит всегда сама? Нет?
  Хотя, кто знает, возможно, ей просто не позволили доставить угощение до принца, или здесь свои обязанности и прерогативы. Я не настолько тонко знаю придворный этикет Топкапы, весь столь сложный, в отличии от моего. Я понимаю что это необходимо здесь. И это тоже станет моим испытанием.
  - Единственное, на что они не годятся, это для охоты. Они просто не угонятся за трепетной ланью.
  Я любил охоту. После изысканных кушаний во дворце нанизанные на прут шкворчащие кусочки мяса, посыпанные специями, да если там ещё есть и хрящики - просто клад для моего желудка. Надеюсь, я не буду лишён этого удовольствия здесь.

- Конечно, я люблю верховую езду. Поскорее бы. Жаль, подобная потеха случается нечасто.
  Я рад, что Шехзаде Осман оценил воинов из Египта. Улыбаюсь, представляя, как их корпус будут принимать янычары. несколько зубов будет выбито и будет несколько новых шрамов, а у кого, будет видно. Мне особенно нравятся слова клятвы верности, где каждый произносит фразу "моя плоть есть щит повелителя". Повелитель приказывает - они повинуются, вплоть до самой смерти. Конечно, в империи хватает своих янычар, но эти воины не будут лишними. И это лишь знак, что в провинции за морем всегда готовы встать под знамёна, едва будет клич.
  А насчёт восстания - хорош же был бы я, если б тогда, три года назад, бежал из столицы и, стоя пред султаном на коленях, умолял дать войска, поскольку не удержал власти над своим. Меня бы сместили, как слабого, кто то из окружения стал бы вместо меня. Но те, кто вынашивал планы свергнуть меня, просчитались. Восстание было подавлено, набеги прекращены, войско дало клятву верности именно мне, как наследнику Люфти Паши, то же самое было и с флотом. Заговорщики просчитались. Зачинщики и их ближайшее окружение было казнено. Всё это происходило на центральной площади Каира, тела некоторых, с переломанными костями, ещё несколько дней висели над крепостными стенами, и их живьём пожирали стервятники. Других заживо пожирали крысы. После этого волнения прекратились разом. И следующую дань мои казначеи отправили в столицу вовремя. Мне даже не пришлось оправдываться перед посланниками султана, чем вызвано то, что казна империи недополучила свои средства. И мне было тогда семнадцать.
  А с балкона открывался великолепный вид. Почти весь город как на ладони, и даже порт виден. Наверное, это незабвенное ощущение, когда смотришь на это глазами повелителя и чувствуешь, что всё это принадлежит тебе. Но я даже помыслить не могу себя на месте того, над кем лишь Аллах. Я прибыл на службу, и стою перед тем, чей покой мне надлежит оградить от любой угрозы. Что ж, себя я оградил. И отныне никто не сможет подойти к Шехзаде Осману, минуя меня. Если, конечно, я правильно понимаю свои будущие обязанности.
  То, что я с наследником буду охотиться, уже означает, что я буду при оружии рядом с ним. Да, этой части удостаиваются немногие. Да, он знает, что я не осмелюсь направить оружие на своего прямого господина, под чью службу я прибыл. Даже в мыслях.
  - Не сочти за дерзость, Шехзаде Осман, но мне говорили, что даже на охоту принято брать с собой часть гарема. А что они делают на охоте? Не станут же они загонять дичь или готовить её на месте? Я не понимаю таких обычаев.
  Через несколько дней я буду благодарен Аллаху за то, что Шехзаде взял с собой юную танцовщицу и музыкантов. Но я пока не знал этого. Я не умею смотреть в будущее, не знаю, как здесь, в столице, но у нас предсказателей посадил в темницу и скормил голодным львам ещё мой отец. "Если он действительно предсказатель, он узнает, что я послал за ним солдат". Почему то никто не смог предсказать появление воинов у дверей его дома, и шарлатанские лавки быстро опустели.
  - Что вообще происходит здесь? Я жажду знать все события. До Каира как то очень скупо идут вести через море, и всё зачастую приукрашивается так, что нельзя разобрать, где тут правда. Кто одержал очередную победу и где? У кого можно расспросить?
  Моё любопытство прорывается наружу. Мы вдвоём, при посторонних я бы не стал расспрашивать Шехзаде, но сейчас я могу наедине позволить себе небольшие вольности.