У тебя осталось имя. И я забираю его.
29 июня 1600 года/Особняк, принадлежащий Султанзаде Мехмеду
Султанзаде Мехмед, Джамиля Хатун (к началу событий ещё Итэлия)
Отредактировано Султанзаде Мехмед (2017-02-14 14:22:53)
Османы. Великая Династия |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Османы. Великая Династия » Отрывки истории » У тебя осталось имя. И я забираю его.
У тебя осталось имя. И я забираю его.
29 июня 1600 года/Особняк, принадлежащий Султанзаде Мехмеду
Султанзаде Мехмед, Джамиля Хатун (к началу событий ещё Итэлия)
Отредактировано Султанзаде Мехмед (2017-02-14 14:22:53)
Двумя днями ранее.
- Да забирай. - Расхохотался Абу Хасан, как только я попросил его продать мне служанку, столь дерзко поднявшую на меня глаза... и которая обожгла меня своим взглядом. - Я всё равно собирался продавать её. Моя жена шипит как змея, стоит мне бросить взгляд на неё и угрожает заколоть её и себя, если я к ней притронусь. Но уж цену я попрошу хорошую, видит Аллах, она настоящая жемчужина среди множества песчинок.
Это я и сам успел заметить. Мы сели играть в шахматы, попутно торгуясь и отпивая остывший зелёный чай из небольших пиалок. Это был мужской разговор, без лишних ушей, и мы битую партию торговались из за Итэлии, так звали черноволосую девушку, которая принесла нам серебряный поднос с фруктами, чаем и печеньем. Ну как же, за столь короткий срок она научилась сносно разговаривать по турецки, освоила танцы, да и вообще много достоинств. Жаль возраст уже большой, как никак восемнадцать раз приходила пора суховеев на Египет, но и то, кто знает, такой не погнушаются и в гареме султана.
- Да ты меня прямо грабишь. - Усмехаюсь я. - Скажи своим слугам, чтобы сопроводили её ко мне, а я напишу письмо, чтобы тебе выдали сколько просишь. И скреплю печатью.
Матушка только головой покачает, когда увидит, сколько я отвалил за неё, а потом скажет, что меня ободрали, как козёл обдирает кору молодого дерева.
- А теперь прости, Абу Хасан, я очень рад повидать тебя, но служба зовёт, и я не могу опаздывать на службу. Скажи, чтобы подали перо, бумагу и чернила.
Я успеваю написать письмо, отдать его управляющему, попрощаться, и, вскочив на коня, поспешить во дворец. О своих обязанностях забывать нельзя.
Этот день.
Вечер. Сегодня я не нужен во дворце, и потому до восхода солнца я могу быть свободным от своих обязанностей, и ранним утром я вернусь обратно. Два дня вожделённого томления в чреслах, и томительное ожидание, когда я познакомлюсь ближе со своим объектом страсти. Абу Хасан, старый пройдоха, это я подумал о нём безо всякой злобы, дорого взял с меня за неё. Но я ему обязан своим положением, тогда он командовал небольшим флотом, и его головорезы из абордажных команд оказались той силой, что заставила дрогнуть войско мятежного наместника, похвалившегося вернуть мою голову во дворец в сундуке с солью. За что мятежник был прилюдно казнён - крысы, спасаясь от жара углей, прогрызали ему внутренности насквозь. Так что даже тем, что я был жив, я обязан был ему. За что и выдал ему грамоту, дающую ряд привилегий в египетских портах. Он оставил службу а те суда, что были лично его, пиратствовали в водах, принадлежащих кресту. И теперь он стал плюс ко всему ещё и уважаемым торговцем.
Копыта коня цокали по древней столице, полтора века назад ставшей центром Османской империи. Стража сопровождает меня, четверо всадников, янычары, отвечающие головой за мою безопасность. Один из янычар просит меня свернуть и ехать по другому пути в свой особняк, и я не спорю. У них своя служба, и я не хочу её усложнять. Раз просят, значит, так надо. Добираюсь до своего особняка, чья ограда освещена огнём фонарей, развешенных у ворот, в окнах, прикрытых резной решёткой, тоже приглушённый свет из медных светильников. Дом ждёт возвращения своего хозяина, появляющегося иногда здесь. Я отпускаю стражу, спешиваюсь, молча передаю поклонившемуся привратнику коня, и спешу к себе. Сначала в хамам. И я не стану звать туда Итэлию. Наверняка её принарядили, причесали к моему прибытию, а пары в бане испортят заботливо уложенные волосы. Успею. Жестом прогоняю прочую прислугу, да, баня натоплена, и я побуду один. Сбрасываю одежду. Пусть смоется с меня сегодня земная пыль. С этой мыслью я беру гантели - занимаюсь, чтобы быстрее вспотеть, выгнать из себя всё, что скопилось за день...
Выхожу с довольным Видом. Словно перерождаешься всякий раз после того, как сходил в хамам. Поднимаюсь к себе в свои покои. Подзываю прислугу, спрашиваю, тут ли музыканты. Да. Пусть явятся в мои покои. И передадут Итэлии, что я желаю танец. Располагаюсь на раскиданных подушках, наливаю себе немного холодного шербета, с наслаждением потягиваю тягучий напиток.
Прошло уже два дня, как Итэлия покинула дом Абу Хасана. Новый дом, куда ее доставили в крытых носилках, оказался еще больше и богаче, чем у торговца. Вечером третьего дня ее лишь отвели в бани, где банщица придирчиво осмотрела ее, а потом, после бань, служанка отвела ее в комнату.
За два дня ей не поручали никакой работы по дому. В доме Абу Хасана ее бы уже раз пять только за утро отправили на кухню или в кладовую с каким-нибудь поручением. Но вот сегодня, после того, как в дом явился слуга с запиской, извещающей, что сегодня хозяин следует ждать дома, начались приготовления к встрече хозяина. Опять бани, массаж с благовонными маслами, выбор для нее наряда, украшений, наставления. Итэлия чувствовала себя просто куклой в чужих руках.
Когда явился слуга, известивший, что Султанзаде Мехмед требует Итэлию в свои покои и желает увидеть танец, Сарине, старшей из служанок на женской половине, осталось лишь передать новенькой рабыне тамбурин, который ей пригодится в танце, и еще раз окинуть критичным взглядом Итэлию, чтобы удостовериться, что она достойно может предстать перед своим господином.
Итэлия заметно трусила, ей еще никогда не доводилось танцевать одной. Если она и танцевала перед Абу Хасаном, то на втором плане, уступая первенство более молодым и грациозным танцовщицам.
Войдя в комнату, девушка поклонилась, как ее учили, не поднимая глаз на хозяина дома. Заиграла музыка, сначала тихая, а потом все убыстряя темп.
Служанка осторожно сняла первое покрывало, которое скрывало Итэлию с ног до головы и Султанзаде Мехмед смог увидеть, что танцовщицу скрывает еще одна тонкая, как паутинка вуаль, наброшенная на голову, прячущая лицо и волосы, но не мешающая любоваться остальным.
Еще один аккорд и Итэлия, подняв руки, ударила в тамбурин, начиная танец, двигаясь в такт музыке, время от времени ударяя в свой музыкальный инструмент. Повернувшись в танце спиной, Итэлия одним движением руки снимает вуаль и отбрасывает в сторону. Задорный и динамичный танец ей по душе, длинная золотистая юбка с широким, расшитым бусинами поясом, плавно струится вокруг ее ног. Ее даже не очень сейчас смущает короткий лиф, обшитый бахромой, которая колышется в такт ее движениям. Увлеченная музыкой Итэлия вспоминает иные мотивы, и вот уже ее танец, под аккомпанемент собственного тамбурина, становится больше похож на веселую тарантеллу, ножки танцовщицы делают более энергичные па, юбки задорно взлетают все выше. В какой-то момент, войдя во вкус Итэлия подоткнула полу тонкой юбки и озорно посмотрела на того, для кого танцевала сегодня вечером.
Но музыканты не знали тарантеллы, они продолжали играть свою мелодию, и девушка, опомнившись, завершила танец, как ее учили.
Последний раз, качнув бедрами, она подождала окончания музыки и опустилась на пол перед султанзаде, склонив голову.
Отредактировано Джамиля Хатун (2017-02-14 22:03:52)
- Вы можете идти.
Указываю музыкантам, чтобы они уходили. Управляющий выплатит им за вечернее выступление у меня. Неважно, сколько сыграно, им оплачивается весь вечер. А мне всё это время и не нужно. Слишком мало времени у меня отпущено, завтра утром вновь я должен возвратиться во дворец. Музыканты раскланиваются и покидают мои покои, оставляя девушку одну сидящей на гладком мозаичном полу, покрытом привезёнными из персидских земель коврами. Мы остаёмся одни. Тишину за окном нарушает стрекотание цикад и несколько надрывные крики самцов павлинов, ищущих самок. Я встаю, неспешно обхожу замершую девушку, останавливаюсь, рассматриваю её обнажённую спину несколько секунд, уже предвкушая, как вскоре она снимет с себя те скудные наряды, что на ней сейчас. Мне хочется это сделать прямо сейчас, ни о чём не спрашивая и пропуская мимо различные прелюдии. Сдерживаю себя. Я немало наслышан о том, как солдаты вели себя в ряде захваченных поселений. Я правитель, пусть пока вместо меня в Каире сидит наместник. С этими мыслями я возвращаюсь обратно, сажусь на раскиданные по полу подушечки.
- Ты уже забыла, сколь дерзко смотрела на меня? Сейчас никого нет, и ты можешь смотреть на меня сколько угодно. Одари же меня блеском своих глаз, что сверкают подобно самым ярким звёздам в самых тёмных небесах пустыни.
Даже кошка может смотреть на султана прямо,но женщина... я сравниваю Итэлию с кошкой, такая же грациозная и гибкая, и так непохожа на других, привезённых из земель, где правят неверные. Тёмные волосы, загорелая бархатная кожа, и запоминающийся взгляд, который будет сниться после того, как один раз поймаешь его. Я не раз ловил себя на том, как едва найдётся время, я сорву этот прекрасный цветок. Встаю, подхожу к ней снова.
- Дай руку.
Беру её ладошку, притягиваю к себе, жду, пока она поднимется и встанет напротив меня.
- И присаживайся рядом. Твои ноги достойны того, чтобы к ним бросали золото, а не сгибались в поклоне.
Несколько неудачный комплимент, возможно, но сделайте поправку на наши обычаи и диалекты. По мне, я восхвалил красоту моей, теперь уже моей, наложницы. Веду за собой на подушечки, присаживаюсь и тяну её за собой. Присаживайся, да не в такой позе, в которой сидела только что после танца. Отбрасываю вуаль, до сих пор не позволяющую разглядеть её лицо. Я не ошибся, её лик ещё прекраснее, чем я ожидал. И потому я нареку её новым именем, пусть даже она ещё не приняла ислам.
- Властью, данной мне здесь, на земле, великим султаном, я даю тебе новое имя здесь. Джамиля. Отныне ты принадлежишь мне, бейлербею и посланнику Египта, хранителю покоев наследника султана Шехзаде Османа, Султанзаде Мехмеду.
Смотрю на неё, вспоминаю, как мы впервые обменялись взглядами. После чего я возжелал завладеть ею, и неважно, сколько золота будет отсыпано из моих сундуков за неё. Вот она передо мной, и недолог час, когда она разделит со мной ложе.
- Разлей чай.
Наше знакомство началось с того что она приносила еду и напитки. Этим и продолжим.
Музыканты ушли, а она осталась. Осталась, не смея шелохнуться без позволения. А что, если музыкантом велели уйти, потому что она дурно танцевала? Тарантелла! Екнуло в груди, и она пожалела, что знакомые звуки мелодии так некстати пришли ей на память. В тишине было слышно, как мужчина встал, подошел к ней, а потом вернулся обратно.
- Простите, что позволила ту дерзость, - тихо ответила Итэлия на заданный вопрос, но не спешила рассматривать своего нового хозяина. Никто еще не говорил ей таких красивых слов и это ей приятно польстило. Итэлия знала, что красива и отражения в зеркалах ей говори об этом, еще, когда минула ее четырнадцатая весна. Это же она видела и по глазам своего отца, который говорил ей не раз, что с такой красотой не нужно и большого приданного. И те сеньоры, с которыми ей доводилось танцевать на праздничных вечерах, устраиваемых в доме, тоже делали ей комплименты. Но тут, попав в неволю, она была одной из многих. В доме Абу Хасана были девушки и красивее ее, достаточно было вспомнить венецианку с золотистыми волосами и глазами цвета весеннего неба, которая недолго задержалась в доме торговца.
Итэлия посмотрела на Султанзаде лишь, когда он взял ее за руку. Рука мужчины была теплой и сильной. Она послушно встала и уже не таясь, посмотрела в его лицо, отмечая для себя его правильные черты лица, темные волосы, густые брови, глаза, смотрящие на нее с интересом. Взгляд уверенный настолько, насколько может быть взгляд человека знатного происхождения привыкшего повелевать. Невольно Итэлия прониклась уважением к этому молодому мужчине. Это не Абу Хасан или другой торговец, в чьих домах она жила до этого.
Повинуясь его жестам, Итэлия без застенчивости присела на подушки рядом с султанзаде, гадая, какая у него будет к ней следующая просьба. Раз он не гневался, значит, доволен ее танцем или просто великодушно простил ей вольное исполнение танца с тамбурином. Когда он снял с ее лица последнюю вуаль, итальянкка даже улыбнулась, чуть приобнажая в улыбке белые ровные зубки. Но улыбалась лишь до тех пор, пока он не сказал, что дает ей новое имя. Тут природный темперамент и эмоции итальянки одержали верх над благоразумием. Итэлия возмущенно посмотрела на султанзаде Мехмеда. Как он смел! Как смел! У нее не осталось ничего из прошлого, кроме имени, и теперь ее должны звать иначе?
Тяжело дыша, девушка сжала губы, едва сдерживая гневные слова. Нельзя. Нельзя. Нельзя, - твердила она сама себе, стараясь вернуть спокойствие. Спокойствие, только спокойствие, тем более нужно было разлить чай.
- Да, господин, - кивнула Итэлия головой и, взяв с подноса пиалу китайского фарфора, расписанного синими цветами, поставила ее на шелковую салфетку, сложенную пополам, а потом аккуратно налила из тяжелого чугунного чайника заваренный чай. Аромат свежезаваренного чая причудливо смешался с другими ароматами этой богато убранной комнаты. Чай, как ее учили, не терпит суеты и гневных эмоций. Осторожно, поддерживая шелковой салфеткой, Итэлия взяла полную пиалку с чаем и поставила ее на столик перед Султанзаде Мехмедом.
- Мое имя – Итэлия-Анна-Мария, - тихо, но твердо сказала девушка, глядя на мужчину, пытаясь понять, должна ли она разделить с ним трапезу или он желает пить чай один.
- Итэлия – олицетворяет ту страну, где я родилась. Благочестивая Анна – родила деву Марию, которая в свою очередь стала матерью Христа. Мне не нужно золота у моих ног. Позвольте мне оставить свое имя, господин. - Она постаралась вложить в свой взгляд все очарование. На отца или братьев такой взгляд действовал почти всегда безотказно и ей не отказывали в просьбах. Неужели этот владетельный господин, о котором с почтением говорили Сарина, который имеет такие высокие должности и доверие самого наследника султана, отнимет у нее то последнее, что, казалось невозможно украсть?
Отредактировано Джамиля Хатун (2017-02-15 22:11:26)
- Твоё имя олицетворяет прежний мир. Прежнюю веру. Я не стану принуждать тебя, как требует закон, принять новую веру, ибо считаю, что Аллах принимает к себе тех, кто искренне служит ему, и кто впустил его в своё сердце. И никто не спросит тебя, в какого бога ты веруешь. Я уверен, что своей верой покрою то, что ты не приняла Аллаха и пророка его Магомета. Если ты захочешь, ты сама примешь решение и обратишься. Ибо настоящая вера принимается со смирением, сердце нельзя заставить. Но, если тебя спросят, какое твоё имя, ты ответишь, что имя тебе - Джамиля! Ты будешь носить его и называться им. Джамиля Хатун, наложница Султанзаде Мехмеда!
Смотрю в её глаза и добавляю:
- В гареме нашего повелителя за такую просьбу тебя бы уже ждал клоповник или зиндан. Конечно, ты вольна проявить упорство, но, если ты в ответ на вопрос "как твоё имя" ответишь "моё имя Итэлия - Анна - Мария", то я не смогу проигнорировать такой донос. У тебя нежная кожа, Джамиля. - Я выдерживаю паузу, встаю, подхожу к девушке, кончиками пальцев провожу по её спине. - Которой так хочется касаться. Я не хочу, чтобы её касалась плеть или кусали насекомые. Потому я не дозволяю тебе оставить прежнее имя. Отныне ты - Джамиля Хатун. И более не смей просить меня пойти вопреки законам и нравам османской империи. На первый раз я прощаю тебе такую просьбу, произнесённую по незнанию. Но теперь ты знаешь.
Джамиля всё ещё стоит спиной ко мне. Вынимаю заколку из её волос, смотрю, как её чёрные густые волосы рассыпались по плечам тяжёлым водопадом. Касаюсь её одежды, да кто же так готовит наложницу к ночи со своим господином? Столь хитроумно скреплены её одежды, столько мудрёных завязок, мне кажется, что я сейчас от нетерпения попросту разрежу всё, пусть всё падёт к её ногам, а я наслажусь её наготой прежде, чем взять её. Я два дня ждал этого, и уже ожидание становится невыносимым. Слишком невыносимым. Я всё таки воспользуюсь кинжалом и разрежу её одежды, не желая тратить ночь на столь ненужные прелюдии. Это будет чуть позже. Несколько минут, и её одежды, прошелестев, упадут к её ногам. Ещё несколько минут ласк, коими я хочу одарить свою наложницу. Развожу волосы по сторонам, желая коснуться её шеи губами, и выпрямляюсь. В моих речах зазвучал гнев.
- Кто готовил тебя сегодня? Клянусь, я немедленно прикажу выпороть всех во дворе! Немедленно! Они должны были знать, что я не терплю запахи розового масла! О, я прикажу исполосовать их кожу плетьми!
Отстраняюсь от девушки, решив, что сразу же после расправы над прислугой прикажу вновь приготовить хамам, где она сможет смыть с себя этот приторный для меня аромат. Моё лицо перекошено злобой сейчас от испорченной ночи. К тому же я задеваю чашу с горячим чаем, выплеснувшимся мне на ногу. Рычу сквозь зубы, готовясь отдать приказ собрать всех прислужниц и приказать отвести виновных к столбу, и заодно вызвать кого то из тех, кто может метко бить длинным хлыстом, после которого на коже остаётся кровавый шрам,а потом - рубец, который уже остаётся на всю жизнь. Как представлю себе, что я целую её груди, и отворачиваюсь от запаха, меня вновь переполняет гнев. Решительно направляюсь к дверям и открываю рот, чтобы вызвать стражу и прислужниц.
Итэлия уже сто раз пожалела о своей просьбе и сто раз прочла молитву Деве Марии, прося защитить ее от гнева Султанзаде Мехмеда. В своем страхе она даже не заметила великодушие своего нового хозяина, позволившего ей оставить свою веру, но слова о том, что она является его наложницей, заставили чаще биться сердце вовсе не от радости. Конечно, она знала, что мужчины не просто так покупают красивых девушек, знала она и то ее теперь ждет. «Господи, спаси и сохрани, Пресвятая Дева, не оставь меня», - ей трудно смириться со своей новой ролью. И почему она была уверена, что все ограничится танцами и прислуживанием за столом?
Этого взгляда она не смогла выдержать. Чувствуя, как ее лицо бледнеет, она опустила не только глаза, но и склонила голову. От одной мысли, что плеть может коснуться ее спины, Итэлия почувствовала, как по спине прошла дрожь. Или это от прикосновения мужских пальцев? Возможно и так.
- Вы великодушны, господин, - ответила итальянка, понимая, что она действительно еще дешево отделалась, получив прощение, а не наказание.
Волосы рассыпались по ее плечам, Итэлия не видела, что происходит за ее спиной, смирившись, она ждала и других прикосновений, но никак не ожидала гневной речи Султанзаде. В горле опять образовался ком, мешающий дышать, а во рту пересохло. Выпороть служанок только за то, что они использовали розовое масло, готовя ее к этому вечеру? Какая жестокость. И это еще Сарина говорила Итэлии в первый вечер, как ей повезло попасть в дом такого господина? Девушка прижала руку к губам, чтобы не задать очередной вопрос, который только еще больше рассердит Султанзаде Мехмеда.
Сердитый рык мужского голоса лишь свидетельствует о гневе хозяина дома, который по счастью не касается ее самой. Но остальные? Неужели Сарина и остальные прислужницы, которые были с ней все эти дни добры, получат плетей из-за запаха роз?
- No, no, no! – В волнении она вскрикнула на своем родном языке, но тут же стала вспоминать слова турецкого языка.
- Прошу вас, господин! – Итэлия не смогла остаться безучастной к судьбе таких же невольниц, как и она. Итальянка успела догнать Султанзаде у самых дверей, которые он, по счастью, не успел отрыть.
- Прошу вас, не надо никого сегодня наказывать, будьте великодушны, - Итэлия опустилась на пол и обхватила руками ноги Султанзаде, мешая сделать последний шаг к двери. Если он рассердиться и на нее, то пусть она лучше получит удары плетей вместе с остальными, но не пожалеет о том, что не смогла промолчать.
- Джамиля Хатун хочет увидеть не только гнев, но и доброту своего господина, - было так непривычно произнести свое новое имя, но если это поможет несчастным слугам в доме, то она еще и еще раз так будет себя называть.
Стою и тяжело дышу, глядя на наложницу, обхватывающую мои ноги. Несколько секунд тишины, пока я принимаю решения, и выхожу из её объятий. Милость. Я усмиряю свой гнев, открываю дверь.
- Ступай за мной.
Я иду по коридорам, спускаюсь вниз, велю созвать невольниц, которые сбегаются почти тут же. Сонные, растрёпанные, перепуганные. Джамиля стоит за моей спиной.
- Благодарите Джамилю Хатун за её призывы помиловать вас. Немедля убрать подальше из дома всё розовое масло. Приготовить хамам.
Все бросились исполнять мои указания, я только сейчас понял, что Джамиля до сих пор стоит в ночной прохладе полунагая, и спешно накинул на неё свой лёгкий халат, прижал к себе.
- Я явил свою доброту, как ты и просила. - Сказал я. - Твоя милость и бесстрашие делают тебе честь.
По счастью, это было недолгим, ожидание, баня ещё не успела остыть, и достаточно было налить подогретой воды. В хамам приносят прохладные напитки и фрукты, и я, уже умиротворённый прижавшейся ко мне Джамилёй, встаю и направляюсь к бане, веля Джамиле следовать за мной. Под ногами возмущённо что то прокричал павлин, потревоженный моими шагами и спешно убегавшего от нас прочь. Вот он убежал от нас на безопасное расстояние и снова распушил хвост. Мы дошли. Я распахиваю дверь, на меня подаёт теплом.
- Проходи же. - Я пропускаю девушку вперёд. Забираю халат у Джамили,в нём я уже заготовил дары для неё наутро. Перстень тонкой работы с огненно - красным рубином, очень искусной огранки, золотые монеты, золотые серьги, усыпанные такими же рубинами, только маленькими, три гребня для укладки волос, а так же флакон с очень дорогим благовонием. Только сегодня я остановил пожилую еврейку, приходящую иногда во дворец и приносящую всякие украшения и благовония. Всё это я и оставил бы в халате на кровати перед тем, как поспешить вновь на службу к Шехзаде. Теперь этот халат я и так не одену, он пропитался запахом розовых масел.
Без какого либо стеснения скидываю одежды перед смутившейся и отвернувшейся наложницей, захожу внутрь и погружаюсь снова в воду, второй раз за вечер. Не ждать же, пока Джамилю отмоют, вновь натрут теми маслами, чей запах я люблю, причешут и всё получится со второй попытки. Сижу, откинув голову, потянулся и достал с подноса персик, задумчиво жую, разглядывая резной потолок, покрытый мозаичными узорами. Мне кажется, ожидание уже затягивается.
- Джамиля, я ожидаю тебя. - Кричу я в дверь. И снова отворачиваюсь к стене.
Дожёвываю персик, потягиваюсь, вроде как даже слышу робкие шажки босых ножек. Не оборачиваюсь. Подтягиваю колени, чувствуя, как начинает нарастать желание.
- Не стой, заходи в бассейн. - Говорю я, всё так же не оборачиваясь, раздразнивая себя.
Итэлия еще не знала, куда они шли по лестницам и дворцовым переходам, пока не спустились вниз, как и не знала, какое решение принял Султанзаде.
Не знали и собравшиеся невольницы, рассчитывающие спокойно провести ночь, раз хозяин дома собрался провести ночь с наложницей. И лишь одна из служанок знала, в чем причина. Караса специально подошла к Итэлии перед самым ее выходом с флакончиком розового масла и нанесла той его на шею и запястья. Темноволосая Караса и сама хотела стать наложницей Султанзаде, она думала, что господин просто прогонит Итэлию, от которой пахнет розой, но не думала, что за это могут пострадать все.
Сама Итэлия была так взволнована, что не замечала вечерней прохлады, спустившейся на город, пока Мехмед не набросил на ее плечи халат и не прижал к себе. Стало сразу тепло и спокойно. Спокойно еще и оттого, что он никого не наказал, что этот вечер не огласили крики приговоренных к бичеванию хлыстом. Пусть лучше кричат павлины, разгуливающие по двору, сидящие на деревьях или на периллах дворца.
- Благодарю вас, господин, - Итэлия искренне поблагодарила Мехмеда. Она была рада, что Султанзаде Мехмед исполнил ее просьбу. Дай Бог, чтобы никто из присутствующих не узнал, как она в ногах хозяина дома просила о милосердии.
Никто из прислуги не промедлил с исполнением приказания Султанзаде. Хамам был готов и Итэлия привычно уже вздохнула влажный и теплый воздух. В этой бане она еще не была, и можно было только подивиться богатым убранством, где мрамор, флорентийская мозаика и резьба соперничали в своих достоинствах.
Когда Итэлия увидела Султанзаде без одежд, то она, несмотря на любопытство, смутилась и отвела взгляд, делая вид, что хочет что-то спросить у банщицы. У себя в Италии она видела картины или скульптуры, изображающих полуобнаженных богов или богинь, но греховные места были прикрыты драпировками или изображены так, что все нескромности были скрыты.
- Сейчас, сейчас, девочка, я помогу тебе, - к итальянке подошла банщица со своей помощницей, чтобы снять с наложницы Султанзаде одежды. После того, банщица, взяв губку, обмакнула ее в чашу, и, подняв девушке волосы быстро протерла кожу слабым раствором виноградного уксуса, убирая запах розового масла, а потом щедро сполоснула прохладной водой.
Подоспела и Сарина, чтобы еще раз поблагодарить Джамилю и дать ей наставления перед ночью с Султанзаде.
- Не бойся. Господин добр к тебе, раз дал такое красивое имя. Оно и означает «прекрасная». – Дальше, пока банщица еще раз споласкивала тело наложницы водой, Сарина дала несколько советов Джамиле и под конец, пожелав сладостной ночи, спешно подтолкнула ее в сторону двери, из-за которой уже послышался окрик их господина.
Итэлии было неловко появиться полностью обнаженной перед мужчиной, поэтому, оказавшись в комнате, она мелкими шажками подходила к бассейну, постаравшись перед этим прикрыть обнаженную грудь распущенными волосами.
- Мои руки больше не пахнут розой, - итальянка протянула Султанзаде обе руки ладонями вверх, демонстрируя запястья.
Синяя и голубая мозаика красиво окрашивали воду бассейна в голубой цвет, делая его похожим на маленькое море. Светильники в высоких золоченых подсвечниках отбрасывали мягкий свет и блики на воду. Джамиля не без любопытства смотрела на обнаженные руки, плечи и грудь Мехмеда, стараясь не смотреть вглубь воды и радуясь, что вода и ее хоть как-то скрывает ниже пояса.
Я смотрю, как итальянка стеснительно, бочком, спускается в бассейн ко мне, встаёт по пояс и протягивает ладони. Нейтральный запах, более ничем не напоминает запах роз, я беру её за ладошку и притягиваю к себе, так, чтобы она присела передо мной на колени. Отвожу назад волосы, обнажая груди, провожу по груди тремя пальцами, касаюсь соска, и, чувствуя, как желание обладать этой девушкой становится всё сильнее, притягиваю Джамилю к себе. Наши тела соприкасаются...
Я откидываюсь назад, удовлетворённо вздыхая и разглядывая резной потолок бани. Принимаю услужливо поданную мне Джамилёй чашу с холодным морсом. Несмотря на то, что я в воде, хочется пить. Последние нотки стыдливости у девушки прошли, я отмечаю это про себя с неким удовольствием, смотрю, как она тоже отпивает из моей чаши. Улыбаюсь. Всё прежнее ушло - весь гнев за неприятный для меня запах, вся тяжесть забот и службы. Мы пересмеиваемся, у Джамили приятный смех, красивая улыбка - и то, что случилось немногим ранее превзошло все мои ожидания за эти два дня. Я поднимаюсь из воды, смотрю на разнежившуюся в воде наложницу. Вода скоро начнёт остывать, пора уходить в мои покои, чтобы продолжить ночь там. Тяну её за руку, вытягивая, чтобы она предстала передо мной в полный рост. Любуюсь её наготой, выставленной теперь перед моими глазами без какого либо стеснения.
- Пойдём обратно. - Говорю я девушке, тут до меня доходит, что одеваться она будет долго, а всё, что я могу ей предложить, это мой халат, который я накинул на неё в саду, так что надо бы поспешить обратно. Спешно одеваю штаны, накидываю жилет на голый торс, мы спешим обратно, я веду Джамилю за руку, поднимаемся, забегаем в мои покои. Нетерпеливо сбрасываю свой халат с тела Джамили.
- Всё, что в нём, твоё. - Говорю я, и даю ей время посмотреть содержимое карманов. Ну и любопытство у женщин. Я могу быть не только милосердным и великодушным, но и щедрым. Я правитель Египта, пусть я и далеко от своих земель и пока правит наместник, доверенное мне лицо, до моего, возможно нескорого, возвращения. Дав ей время полюбоваться, я вновь притягиваю Джамилю к себе, не желая и далее терять время. Ночь не бесконечна, а утром меня вновь ждёт наследник.
Ещё через какое то время. Я чувствую, что вымотан. Джамиля уже одета в короткую шёлковую ночную рубашку, принесённую дежурной служанкой, которую пришлось звать, спустившись вниз. Подпоясанная шёлковым шнурком, она выгодно подчёркивает талию Джамили и её длинные стройные ноги, чуть увеличивает в размерах грудь и подчёркивает красоту шеи и плеч. Удачный выбор. Сам я укрылся тонким одеялом, перебрался на кровать, жду, когда Джамиля присоединится ко мне. Переворачиваю песочные часы у изголовья, думая, что, если она не закончит причёсываться до того, как упадёт последняя песчинка, я рассержусь. Вот честное слово, рассержусь.
- Джамиля, ты заставляешь ждать своего господина. - Уже несколько сонным голосом подзываю к себе наложницу.
Советы, данные ей Сариной и слова ободрения, оказались бесценны. Теплая вода и влажный воздух расслабляют, в котором, словно растворился пьянящий аромат, даря негу и безмятежность. И прикосновения мужских рук вовсе не оскорбляют девушку, а вызывают волнение во всем теле и желание испытывать все новые и новые чувства. Итэлия, наверное, еще три дня назад сгорела бы со стыда, представляя, где и как ее будут касаться руки мужчины, с которым она едва знакома. А Джамиля иная. Она не пленница пиратов, не служанка в доме торговца Абу Хасана. Она наложница Султанзаде Мехмеда и он нежен с ней. Лишь потом она поймет, сколько он проявил терпения к ней, пока их тела не слились в единое целое. И права была Сарина, шепча Джамиле, что не нужно бояться, мужчина, который ценит свою женщину, никогда не причинит ей боли.
Холодный морс, который был кем-то заботливо оставлен на подносе с фруктами и другими сластями приятно освежает. Они пьют из одной чаши, словно совершая какой-то тайный обряд. И ей приятно видеть улыбку человека, во власти которого сотни и даже тысячи жизней, а он улыбается ей.
- Абу Хасан, когда сердился, все грозился продать меня старому погонщику верблюдов, - Джамиля рассмеялась, вспоминая прошлое именно как оставшееся позади.
Когда она выходила из бассейна, то уже ничего не стеснялась. Как и зачем стесняться того, кто стал частью ее жизни? Пусть Султанзаде Мехмед гордиться красотой своей наложницы. Взяв с мраморной скамьи простынь, Джамиля осторожно вытерла влагу с тела Мехмеда, а потом и со своего тела. Слуги, по всей видимости, решив поберечь свои спины или головы, стали невидимы и неслышимы. Никто не мешал хозяину дома и его наложнице, но и никто не оставил чистую одежду своему господину.
Итэлии наверное бы понравилось это торопливое возвращение в покои Султанзаде, а Джамиля подумала, что к правителю Египта слуги должны быть внимательнее. А может это еще один знак доверия Мехмеда по отношению к ней и он специально устроил так, чтобы она в эту ночь не имела причин для смущения.
А вот покои были приготовлены со всей тщательностью. Ложе застелено шелковыми простынями, тщательно взбитые подушки, зажженные свечи в высоких шандалах вдоль стен.
- Какая это красота, Мехмед! – воскликнула Джамиля, захлопав в ладоши, любуясь подарками. Она уже знала об этом восточном обычае и щедрость Султанзаде ее впечатлила.
- Надень мне на руку это кольцо сам, - сейчас не Джамиля, а Итэлия протянула ладошку с рубиновым перстнем. О, женщины, имя им кокетство. Кокетство и тщеславие.
Ночь действительно была страстной и сладостной. Итэлия бы не поверила, что можно лишиться чувств от любовных утех. А Джамиля сегодня постигала эту науку, не думая о грехе. И в эти часы Итэлия не вспоминала ни о Всевышнем, ни о Деве Марии. Зачем? Она наложница Султанзаде Мехмеда, а у него достаточно веры, чтобы Господь или Аллах простили ей этот грех.
Даже наслаждения со временем уступают место покою. Служанка, явившаяся по первому зову Султанзаде, принесла шелковую рубашку и помогла Джамиле облачиться в одежду для сна. Оставалось лишь привести еще влажные и немного спутанные волосы в порядок. Как назло они не хотели слушаться щетки из конского волоса.
- Я и мгновения не заставлю ждать своего господина, - с улыбкой ответила Джамиля, заканчивая причесываться.
- Можно, когда мы одни, я буду называть своего господина просто по имени? – Итэлия могла бы съязвить, что Джамиля сегодня не раз то шептала, то кричала имя «Мехмед», но ей не хочется лишний раз сердить Султанзаде.
- Ты сегодня так щедр, - прошептала Джамиля на ухо Мехмеду, кладя голову ему на плечо и невольно зевая.
Отредактировано Джамиля Хатун (2017-02-16 23:33:14)
- Только когда мы вдвоём. И никакие стены не смогут услышать.
Замечания насчёт щедрости я предпочитаю оставить без внимания, считаю эту похвалу сейчас абсолютно излишней. Правда, Джамиля всё же получила лёгкого шлепка. На первый раз лёгкого. Если один на один наложница может обращаться ко мне безо всяких приставок типа "мой господин", то переход на "ты" могут себе позволить разве что сильные мира сего и то не при всех. К примеру, как я общался с наследником престола. На удивлённый взгляд Джамили я ответил:
- Догадайся сама, за что. Где ты допустила ошибку, разговаривая со мной. Так разговаривать со мной даже наедине я разрешу, когда ты осчастливишь меня сыном или дочерью.
После я возвращаю её голову себе на плечо, закрываю глаза. Скоро светает. И мне вновь пора будет на службу.
Светает. Первые полоски зарева на востоке. Я поднимаю голову. Так хорошо нежиться рядом с нежным телом Джамили, слышать её ровное дыхание и ощущать, как она обнимает меня одной рукой, и не хочется никуда спешить, но я должен возвращаться. Встаю, одеваюсь. Сам. В походах нет слуг, а я много времени провёл в походах. И к тому же я не хочу звать слуг. Бесшумно выхожу, оставляя спящую девушку на кровати, выхожу во двор. Умываю лицо и руки, прополаскиваю рот, выпрямляюсь. Верная служанка, Сарина, уже здесь, и даже готов скромный завтрак. Холодное мясо, фрукты, немного тушёных овощей, ягодный морс. Она проспала моё пробуждение, а я не рассердился. Спешный завтрак, и я отдаю указы Сарине:
- Джамиле Хатун выдели пустующую комнату, пусть там подготовят для неё всё, принесут всё, что полагается фаворитке египетского правителя. Пусть она ни в чём не знает недостатка. До моего распоряжения за территорию сада выпускать не разрешаю. Хотя... если будут коробейники, пусть принимает в саду.
Считайте, что вы отвечаете за неё головой, как за самое ценное сокровище в особняке. Вчера все получили урок, и надеюсь, он понятен всем. Мне выводят коня, я вскакиваю в седло, мне отворяют ворота. Оборачиваюсь ещё раз, смотрю в тёмное окно, проверяю, правильно ли сидит тюрбан на голове, и отправляюсь в путь. Светает, время, когда бодрствуют только влюблённые и воры, проходит до следующей ночи. Звёзды на востоке уже бледнеют, скоро взойдёт солнце. Пора во дворец. Служба не ждёт, я должен быть рядом с Шехзаде Османом.
"А мой народ клялся ждать меня" Кто знает, увижу ли я снова жёлтые и красные пески Египта, вечные пирамиды и небеса, где звёзды сияют особенно ярко. С этими мыслями я глажу коня по холке, он послушно ступает вперёд. Оборачиваюсь ещё раз. Скоро утренняя молитва, я не хочу её пропустить. Уже слышны первые отдалённые крики муллы.
Вы здесь » Османы. Великая Династия » Отрывки истории » У тебя осталось имя. И я забираю его.