Сквозь витражные окна в кабинет, совмещенный с приемной, лился жаркий свет полуденного июльского солнца. На далекой и полузаботой Родине Танильдиз дневная звезда согревала землю иначе. О том, каким испепеляющим и сухим может быть зной, она узнала только в этих краях. Но приноровилась и к нему, свыклась и даже научилась прятаться. Право, это было не самым трудным испытанием из тех, что выпали на её долю.
Танильдиз отложила перо, поднялась из-за стола и подошла к окну. Легкий, почти неуловимый бриз с залива тонкими пальцами коснулся её красивого, породистого лица. Она прикрыла глаза, вслушиваясь в мелодичные птичьи напевы из сада. Много лет назад – много жизней назад – вожделенные для любого католика райские кущи она представляла очень похожими на сад Топкапы.
Передышку, которую изредка позволяла себе Хазнедар-уста гарема Султана Баязета, прервал стук в дверь. Танильдиз обернулась:
- Войдите!
Резные створки распахнулись, впуская в комнату Мансур-агу.
- Госпожа, греческие купцы просили передать вам, - с поклоном обратился к ней слуга. Женщина кивнула и протянула руку. Ага передал ей свиток и удалился.
Танильдиз развернула пергамент и быстро пробежала глазами по строчкам. Письмо, конечно, было писано на греческом. Она нахмурила брови. При всей своей образованности греческого, тем не менее, она не знала. Этот язык так мало походил на родные  для неё итальянский и латынь или – уже почти ставшую родной – турецкую вязь!
Ей требовался переводчик.
Она знала, что её предшественница не нуждалась в толмаче – она была гречанкой по происхождению. Ей же придётся озаботиться поиском грамотной девушки, которую привезли в гарем с берегов Эллады.
Танильдиз уселась за стол и призадумалась над подходящей кандидатурой. Она жила в Топкапы уже достаточно давно и лично была знакома с не меньше, чем доброй сотней хатун. Разговоры о доме, которого их лишили, велись не часто – кому хотелось лишний раз бередить раны на сердце? – но и под запретом не были. Танильдиз отличалась замечательной памятью, особенно к мелочам, и с уверенностью могла сказать, что Зейнаб, Гюльшах и Фатьма были гречанки. А ещё Греция, кажется, была Родиной Марии Хатун, совсем ещё юной девушки. В гарем она попала не так давно, но уже успела завоевать любовь калф и учителей, что случалось не так уж и часто. Ни дурного слова в её адрес! О ней отзывались исключительно положительно, а ещё говорили, что сама Афифе Султан обратила на неё своё внимание. Когда верные прислужницы донесли об этом Танильдиз, она подумала: «Неспроста. Ох, неспроста!» Кое-что об Афифе она слышала и знала, а, может, что  и чувствовала, что ничего – ничегошеньки – эта коварная женщина не делает случайно. Тогда же она решила, что к Марии следует присмотреться повнимательнее. Кто знает, чему её Афифе подучит. И вот сам Аллах дарит ей прекрасную возможность познакомиться с девушкой и составить о ней собственное мнение. Коль Танильдиз даны глаза, уши и голова, то зачем же она будет полагаться на чужие слова?
- Бирсен! – крикнула она дежурившей у её дверей прислужнице. В комнату тут же вошла молодая девица.
- У меня есть для тебя задание, - объявила ей Хазнедар-уста, - Сейчас ты пойдёшь в гарем и спросишь у новеньких девушек, кто из них умеет читать на греческом. К нам привезли несколько гречанок в последний раз, но ты выберешь ту, которую кличут Марией. Да только сделай так, чтобы она не поняла, что ты выбрала её специально. И после сразу веди ко мне, - проинструктировала Танильдиз девушку. Бирсен умница, ей было можно поручить такое деликатное дело.
Девушка с готовностью кивнула и скрылась за дверью. А Танильдиз налила в высокий кубок любимого ягодного щербета и стала ожидать визита.