Прошло не так много времени с тех пор, как Валиде Хафса Султан предстала перед Всевышним. По ней все еще скорбят минареты, оглашая заутробным эхом окрестности сонного Стамбула. Топкапы хранит траурное молчание, но уже понемногу приходит в себя и замер в ожидании судьбоносного решения Повелителя. Каким бы трудным ни было это решение, какой незаменимой ни казалась Хафса Султан, султану Баязету предстоит в ближайшее время сделать этот важный выбор, ибо гарем не может слишком долго быть предоставлен самому себе, иначе рискует невольно заронить зерно анархии и раздора в почву многовековых традиций. Стены дворца перешептываются друг с другом, пытаясь предсказать исход событий и влияние того или иного решения на внутреннюю жизнь золотой клетки. Все это походит на игру в кости, когда игроки соревнуются друг с другом в том, что от них, по большому счету, не зависит, но случайный победитель при этом ощущает в себе некоторую тайную силу, отчего превозносится в глазах одних партнеров и проклинается другими.
Айше Султан скучала в своих покоях, глядя сквозь узорчатые деревянные решетки в окно и время от времени поглядывая на работу своих служанок, занятых рукоделием. Возвращение в свой дворец оттянулось на неопределенный срок: Повелитель совсем недавно прибыл в столицу и после разрешения самых насущных вопросов должен призвать к себе пашей дивана, в числе которых и далеко не в последних рядах ее супруг Ахмед-паша. Впрочем, Айше не так уж сильно влекло во дворец, сумевший стать для нее вторым домом. Сейчас он пуст и одинок, если не считать незаметно выполняющих свою работу служанок и управляющего аги. Если в первые дни траура султанша всеми силами избегала одиночества, то сейчас напротив – глубоко в душе была рада хоть на какое-то время отдалиться ото всех и всего. Но стоило ли ради этого менять одну клетку на другую? Ведь птица, заточенная в переплетении золотых прутьев, рано или поздно взалкает полетать на воле. И Айше решилась.
Благо, все дворцовые обитатели в эти дни были слишком заняты или делали вид, что участвуют в общих занятиях, и ускользнуть из-под контролирующего взора Халиме Султан или кого-нибудь из любопытствующих хатун оказалось несложно. Отправив одну свою доверенную служанку убедиться, что за ней никто не посылал, а другой приказав готовить «одежды для прогулок», Айше отдалась предвкушению скорой, пусть и относительно короткой, свободы. Уже через четверть часа она вышла в сад в сопровождении двух хатун и, миновав безжизненный в это время фонтан, скрылась за кустами роз и магнолий.
– Госпожа, простите ради Всевышнего, но… вы уверены, что и в этот раз обойдется? – предостерегающим тихим голосом произнесла одна из спутниц Айше, - В прошлый раз Халиме Султан как будто что-то заподозрила. Должно быть, невероятно трудно сохранять равновесие, лавируя между султаншами: хатун не могла ослушаться приказа своей непосредственной госпожи Айше Султан, но в то же время несла и бремя ответственности перед достопочтенной Халиме Султан.
– Не волнуйся, Нихаль, нашего отсутствия никто и не заметит. Я всего лишь одним глазком взгляну на Босфор, и мы тотчас вернемся во дворец, - поправив капюшон своей накидки ответила Айше и по-доброму лукаво улыбнулась сама себе.
Дело в том, что Айше Султан давно загорелась мечтой о море и плавании на настоящем корабле, и эта мечта так глубоко укоренилась в ее душе, что она научилась рисковать и анонимно выходить в город, каждый раз стремясь оказаться все ближе к своему сокровенному – к морю. И чем ближе становилась гладь синих вод, тем быстрее хотелось мчаться навстречу им. Словно завороженная, Айше бродила по порту, стараясь не привлекать к себе внимания. Должно быть, ее принимали за небедную горожанку, ожидающую возвращения своего мужа или брата с заморских просторов, лишь иногда какой-нибудь попрошайка тянул к ней костлявые пальцы в надежде получить подачку.
Айше, казалось, забывала обо всем на свете, видя перед собой лишь привольный пролив, соединяющийся в братском рукопожатии с бескрайним морем. До сих пор корабли она видела только издалека, на террасе дворца, с которой и сам пролив казался не больше озера. Но сегодня провидение оказалось к ней чрезвычайно благосклонно: у пирса был пришвартован исполинских размеров корабль. Он медленно и словно лениво покачивался на волнах, производя впечатление мирно спящего великана. Айше не сумела совладать с восторгом и быстрым шагом направилась в сторону судна.
– Госпожа, помилуйте, одумайтесь, туда нам точно нельзя! – в исступлении воскликнула Нихаль Хатун, переглянувшись со своей подругой. Но эти слова унес в сторону ветер, и Айше Султан даже не соизволила оглянуться. Как безбожно препятствовать человеку хотя бы прикоснуться к своей мечте!
Деревянные доски пирса упруго пружинили под ногами, создавая в уме султанши впечатление, что она уже находится на борту корабля. Думалось, что солоноватый бриз, умиротворяющий шум волн и корабль ей только снятся. Но даже если так, она не хочет просыпаться, пусть сон продлится как можно дольше. По всей видимости, команда уже сошла на берег: не было слышно ни голосов, ни скрипа палубы под сапогами матросов. Айше совершенно осмелела и подошла так близко, что можно было дотронуться до одного из канатов, удерживающих это величественное творение человеческих рук.

Едва султанша успела поверить в реальность происходящего и позволила воображению беспрепятственно бороздить бескрайние просторы моря, как до ее слуха донесся вскрик «О Аллах!» чем-то напуганной служанки, и в ту же секунду рядом выросла фигура высокого мужчины. В размерах с ним, пожалуй, мог соревноваться разве что этот корабль. По крайней мере так показалось Айше, невольно отпрянувшей в сторону и пригнувшейся под громогласным «Хатун!», словно это слово могло материализоваться и больно ударить. Она с трудом удержалась на ногах и почувствовала, как что-то сильное и грубое хватает ее за руку чуть ниже локтя.
«Что ж, вот ты и побывала на корабле, как всегда мечтала!» – с горечью подумалось Айше, когда бей, бесцеремонно схвативший султаншу за предплечье, обрушился на нее несдерживаемым негодованием. В голове Айше звенело от неожиданности, страха и грубого голоса моряка, она с трудом распахнула сжатые было губы и произнесла:
– Я только… – слова едва начавшегося оправдания прервал другой голос, донесшийся откуда-то сверху, громкий и требовательный, но куда более приятный. Айше невольно подняла голову, и ее взор столкнулся с испытующим взглядом человека на палубе. Капюшон предательски соскользнул, обнаружив перед присутствующими лицо султанши. Ее сердце лихорадочно забилось, мешая сосредоточиться и придумать, как выпутаться из этой истории. Железная хватка бея ослабла, но он по-прежнему стоял слишком близко, так что предпринять попытку бегства было бы опрометчиво: ему ничего не стоит в мгновение ока схватить ее вновь. И тогда не стоит рассчитывать, что поверят в ее безвинные помыслы. Не успела Айше даже представить в уме эту картину, как стоявший на палубе человек спустился вниз. Он был высок и обладал приятной наружностью, а в движениях было что-то необычное, незнакомое – видимо, следствие долгого пребывания на корабле в море. Айше выпрямилась и немного подалась вперед, в конце концов, она султанша крови, и ее долг – не уронить достоинства в любой ситуации. Кроме того, теперь не так явственно ощущалось присутствие за спиной этого громилы-бея.
Султанша напрасно ожидала, что ей для начала представятся, и лишь затем начнут задавать вопросы, ответы на которые все еще не шли на ум. Прозвучавшее имя султана Баязета заставило ее побелевшие щеки вспыхнуть. Что скажет дядя, если эти люди доставят ее аккурат к нему, и султан узнает в этой Хатун свою племянницу? Что будет, когда эта нелепая история дойдет до Халиме Султан! Не видать тогда Айше ни моря, ни кораблей, ни даже любимых уголков дворцового сада – разве что под пристальным надзором процессии вымуштрованных служанок или, еще хуже, аги. А как отнесется к этой выходке своей супруги Ахмед-паша? Заточит несчастную в их дворце и не даст шагу ступить без его ведома. Ведь именно так поступают с несмышлеными и самонадеянными детьми, пока они не образумятся. Айше действительно почувствовала себя провинившимся ребенком, но не позволила себе потупить взор и выказать свое беспокойство.
– Могу я прежде узнать, с кем имею честь говорить? – со всей доступной в этот момент уверенностью спросила султанша. Необходимо было узнать, какова вероятность в скором будущем встретить этого человека в Топкапы: стоит ли попытаться сочинить правдоподобную легенду или, была не была, смиренно выложить всю правду и стоически ожидать дальнейшей участи? Девушки-рабыни, до этого момента бывшие вне поля зрения своей госпожи, стояли поодаль с выражением застывшего ужаса на лицах. Разумеется, больше всего на свете сейчас они беспокоились за себя - узнай Халиме Султан, что они скрыли от нее пристрастие дочери, добра не жди.

Айше Султан поспешно набросила капюшон, опасаясь, что ее может заметить кто-нибудь из чрезвычайно участливых и алчущих выслужиться перед господами дворцовых людей, и донести до Валиде увиденное в переосмысленном и преобразованном виде. Достаточно того, что ее застал врасплох не кто-нибудь, а капудан-Паша, который, уж в этом султанша уверена, принарядился единственно для того, чтобы достойно явиться на аудиенцию Повелителя. От ее проницательного женского взгляда не ускользнуло, что штатские одежды Паши безукоризненны, словно их надевают только при большой необходимости, сообразно особому случаю. Такой разительный контраст с Аслан-беем, которого по незнанию можно было бы принять за разбойника. Нелицеприятному сходству способствовал и суровый взгляд бея из-под нахмуренных бровей. Султанша чувствовала себя крайне неуютно в его обществе и в другой час задумалась бы о том, насколько ее мечта соответствовала действительности.
Упомянутый воин снова разразился негодованием, и его слова звучали так, словно вылетали из трубы. Айше рассудила, что скрываться в этом случае бессмысленно, бесполезно и даже, надо полагать, вредно. Да и не по статусу ей лгать и изгибаться подобно змее. И, более того, не по душе. Может быть, покидая дворец, она не отдавала себе отчет в возможных последствиях этого поступка, но зато сейчас осознавала свою ошибку. Наивно было полагать, что тайное нескоро обратиться в явь. Видно, судьбу не переубедить, и предназначение султанши – быть госпожой и рабой Династии одновременно, иметь все и ничего, и быть узницей дворца, стены которого, кажется, иронично злорадствуют в спину.
– Ваш корабль, капудан-Паша, прекрасен, - призналась Айше, оглядывая судно, словно пытаясь запомнить его до мелочей, чтобы суметь в будущем безошибочно восстановить в памяти, - Я живу довольно далеко от моря, и слишком редко видела его столь близко. А настоящая шхуна и вовсе для меня в диковинку, я не удержалась, чтобы не подойти ближе. Султанша старалась быть в меру откровенной, чтобы не сболтнуть лишнего и в то же время развеять сомнения по поводу ее добропорядочности.
– Поверьте, Паша, у меня нет ни тени дурного умысла, - Айше едва заметно улыбнулась. Что ж, коль случилось то, что случилось, следует принять это как данность, и тогда, быть может, воздастся за смирение и честность. По крайней мере, Мансур-паша согласен ее выслушать, и это вселяет надежду, что он сумеет отнестись к ней с пониманием.
Замечание Паши о том, какой опасности она себя подвергла, самовольно приблизившись к кораблю, было справедливо. Айше осознала, насколько безрассудной сделало ее слепое следование внезапным порывам, и вся ее мечта показалась чем-то неблагоразумным и неправильным. И все-таки невероятно привлекательным, манящим.
– Не наказывайте охрану за мою непредусмотрительность, - Айше не любила, когда за чужие грехи расплачиваются невиновные. Отчасти, капудан-Паша прав, и тем, на кого была возложена забота соблюдать порядок на пирсе, стоило быть внимательнее. Но все же. – Мне следовало быть осторожней.
Султанша бросила быстрый взгляд на оставшийся позади пролив с монотонно качающимся на его пенящихся волнах судном османского флота. Она жестом приказала служанкам следовать за собой. Они почтительно склонили головы, тайно мечтая, чтобы эта "прогулка" поскорее завершилась.

Казалось, что прошло непозволительно много времени, что солнце предательски подбирается все ближе к западу, освещая пролив, порт и гудящую площадь медным светом. Казалось, Халиме Султан уже обнаружила отсутствие дочери и послала на розыски. При мысли об этом Айше сделалось душно. Или это всего лишь обволакивающее тепло майского дня и влияние солнца в зените? На удачу, со стороны моря пахнул ветерок, и дышать стало легче. Где-то над водой парили чайки, покрикивая в унисон волнам, оставляющим после себя темные следы на всем, к чему прикасаются.
– Благодарю вас, Паша, но я нанимала извозчика, - простодушно ответила Айше, поглядывая в сторону участка площади, на котором обычно дожидались случайного путника сообразительные горожане, сумевшие с помощью обычной клячонки и пассажирской повозки обеспечивать себе жизнь. Стамбул не был чем-то статическим, постоянным, скорее наоборот – с каждым годом менялся, незаметно расширяя свои границы и пополняясь новыми жителями. Те, кто привык к комфорту передвижения экипажем, не желали знать прелести пешей прогулки. А те, кто привык к звону акче, наполняющих поясные мешочки, не желали утруждать себя иной деятельностью, гоняя свою лошадь по улицам и не замечая ее изнеможения.
- Айше, - коротко отозвалась султанша, - Надеюсь, вы позволите мне сейчас попрощаться с вами? Мне бы хотелось поскорее вернуться домой.
Конечно, на самом деле ее душа желала побыть еще немного здесь, перед отражением своей мечты, которую она видела словно в зеркале. Кажется, она совсем близко, но стоит попытаться дотянуться до нее, как рука встречает невидимое препятствие гладкого серебра.
Семт Кумкапы, расположившийся подле пристани, жил своей жизнью. Ему и дела не было до того, что происходит во дворце, какие судьбы томятся в нем, как они ломаются и возрождаются. Гул рынка покрывал шум прибоя, а морской воздух смешивался здесь с запахом рыбы, пряностей, кофе и свежевыпеченного хлеба. Торговцы без устали нахваливали свой товар, а в перерывах обсуждали последние происшествия. Если бы Айше прошлась меж рыночных рядов, она бы услышала, как эфенди толкуют о возвращении султана из военного похода, разнося слухи о том, что корабли османского флота с трудом удерживались на плаву от обилия трофеев и золота. Как переходят из уст в уста услышанные от дворцовых слуг новости, а по языкам блуждают имена султана, его сестер, хасеки, шехзаде…
– Ах, султанша! – вдруг воскликнула Нихаль Хатун, обращаясь к своей госпоже и указывая вытянутой рукой на что-то или…
– Это же Пуджман-ага! – не сдержалась и вторая служанка. Айше резко повернулась в сторону, куда указывали девушки, и побледнела. Нихаль Хатун закусила губу, а Ламис Хатун закрыла лицо руками. Действительно, совсем недалеко от них, у крайнего ряда, стояла черная фигура высокого мужчины в тюрбане, съехавшим до самых бровей, и смотрела аккурат на них, сверкая орлиными глазами.
Истину говорят – беда не приходит одна. А если она является в лице Пуджмана-аги, то сойдет за две беды одновременно. Это верный пес Оздемироглу Саида-паши, вынюхивающий компрометирующие сведения о членах Династии и пашах совета для своего господина. Он давно точит зуб на отца Айше, Великого визиря, и ее мужа, Ахмеда-пашу. Ага несказанно обрадуется сообщить своему господину, что дочь и жена упомянутых пашей гуляет по городу в компании моряков. Без охраны и, стало быть, дозволения своей Валиде.
Сбылись самые худшие опасения Айше: Пуджман быстро расплатился с торговцем и направился к ним. Должно быть, он узнал ее и решил удостовериться.