Ещё никогда дорога домой не была столь тяжёлой. Порой и вовсе хотелось повернуть лошадей, указывая своей армии на нового врага. А потом ещё одного, и ещё… И так до тех пор, пока эта боль, сжимающая сердце тисками, не забудется и не растворится в прошлом. Пожалуй, Баязет бы отважился на это безумство, если бы не подозревал – не существует таких дорог, что уведут его от боли. Ну а раз так, разве достойно повелителя блуждать окольными тропами, вместо того, чтобы встретить всё предначертанное Всевышним лицом к лицу?
Не достойно. Хорошо хоть Стамбул и не подозревал о минутной слабости своего повелителя, встречая его из очередного похода. На сей раз не было ни приветствий, ни радости: город и люди, которых он приютил в своих стенах, разделяли с султаном Баязетом его печаль и от этого становилось хоть немного, но легче.
Правда этого «легче» совсем не хватило на церемонию прощания. И хоть внешне Баязет оставался беспристрастным, ни один мускул не дрогнул на его лице, душа его сорвалась в пропасть, до краёв наполненную горем, что отражалось в его глазах. Но валиде не простила бы ему слабости. Она всегда, до самого последнего дня, учила своего сына быть сильным и делилась с ним своей собственной силой.
«Мир уже никогда не станет прежним без тебя, моя валиде. Да будет твоим прибежищем рай…»
…После церемонии прошёл не один день. Признаться, Баязет едва не потерял им счёт, затворившись в своих покоях. За их дверями продолжалась жизнь. Слишком много жизни, к которой ещё нужно было привыкать заново. Однако всякому затворничеству рано или поздно приходит конец. Понять бы ещё: рано это или все ж таки поздно? Впрочем, разве человеку под силу отыскать верный ответ на один из тех вопросов, на которые ответа нет вовсе? Довольно и того, что жизнь одержала верх. А ещё тоска. По семье, что преданно ждала его по эту сторону извечной границы между мирами.
Дверь в покои Валиде, где собрались родные Баязета, услужливо распахнулась перед повелителем точно так же, как и множество раз до этого. Так же, да не так. И стоит уже понемногу привыкать к этому. Боль никогда и не пройдёт до конца, однако любовь, хвала Всевышнему, всегда оказывается сильнее.
Тень печали всё ещё омрачала лицо повелителя, однако же губы его дрогнули в некоем подобии улыбки при виде тех, кто собрался встретить его. Семья. А значит, он всё же дома. Пусть даже дому этому и не стать прежним.
Его Осман, его первенец, его гордость и радость. Шехзаде на голову возвышается над всеми остальными, отчего первый взгляд так или иначе всегда доставался ему. Рядом Мустафа – младший, но не менее любимый сын Баязета. Вчерашний мальчик уже мужчина, и это чувствуется в его осанке, в степенном повороте головы, в глазах, что встречаются взглядом с падишахом, чтобы на миг вспыхнуть прежним восторгом, с которым его маленький шехзаде нёсся навстречу отцу, дабы опередить традиции и устои и первым обнять его. Давно ли это было? И куда подевалось то славное время? Неужели же Валиде забрала его с собой?
Турхан и Афифе тоже тут. Держатся поодаль друг от друга, в отличие от своих сыновей, но оно и не удивительно. В гареме не бывает подруг. Как не бывает и единственных. Но отчего-то эти двое решительно не желают понять: делить им нечего. Во всяком случае, сейчас. Каждая любима им по-своему, и каждая не обделена ни лаской, ни положением. Баязет никогда не вникал в закулисные войны, которые вели между собою его женщины (в конце концов, на век падишаха и без того выпало немало битв), но кажется сейчас Турхан Султан ощущала себя по меньшей мере пашой, выигравшим сражение. Пусть так. Ей, как никому другому, нужна в эти дни хоть какая-то радость, дабы поделиться ею с младенцем, которого султанша всё ещё носит под сердцем.
«Клянусь тебе, о Всевышний, если родится девочка, имя ей будет Хафса.»
Мыли о возможной дочери тут же обратили внимание Баязета к той, которую небеса уже даровали ему. Его красавица Салихе, с каждым днём расцветающая всё сильней и сильней. Совсем взрослая, ну надо же!.. А в его глазах так и останется девочкой, что забиралась к отцу на колени, дабы рассказать о своих успехах и согреть его сердце своим звонким смехом и солнечным взглядом.
Однако прежде чем он коснётся волос дочери поцелуем и обнимет остальных, Баязет приблизился к женщине, стоящей впереди всех. Красивая – годы всегда были добры к ней, подчёркивая достоинства её облика, а в качестве платы отнимая недостатки – только вот чересчур бледная. Впрочем, чему тут удивляться? Горе никому не добавляет румянца и блеска.
- Сестра, – сделав шаг навстречу Халиме Султан, Баязет взял её руки в свои, а после обнял, без слов принося соболезнования и принимая ответ. - Рад видеть тебя в добром здравии. Дай то Всевышний, дурные вести навсегда останутся в прошлом, как и наши печали.

Спустя несколько дней после похорон, Мелике Султан окончательно пришла в себя, и смогла твердо мыслить, однако не сумела отринуть смутные подозрения в отравлении своей матери. Женщина послала нескольких верных служанок опросить рабынь покойной Валиде, ее доверенных лиц в гареме, а также евнухов, которые служили Хафсе Султан верой и правдой, прежде наказав, чтобы все осталось в секрете. Халиме, а уж тем более Турхан и Афифе было совсем не обязательно знать о подозрениях Мелике, которыми она рискнула поделиться только с Накшидиль и Айше, но позже пожалела и об этом - лучше было бы держать свои мысли за семью замками, не давая им вырваться на волю, преобразовавшись в неосторожные слова. Представительницы Династии и без этого не могли найти себе места, ходя по коридорам дворца в черных платьях и с бледными лицами - Валиде Султан была любима и уважаема всеми без исключения, другой такой женщины нельзя было найти, и каждая живая душа в гареме горевала по ней, а султанши лишились крепкой опоры и надежного плеча. Сестра Падишаха надеялась, что ее слова Накшидиль и Айше не восприняли всерьез, списав все это на безутешное горе Мелике, но в последнее время ее мысли снова и снова возвращались к тому, что ее мать, возможно, умерла не своей смертью.
Черные тучи над дворцом могло развеять только появление Повелителя - Султан Баязет возвращался из военного похода, и Стамбул встретил его тишиной, зато на лицах обитателей дворца стали появляться редкие улыбки, полные надежды. Улыбка украсила и красивое лицо Мелике Султан. Все слезы были пролиты, и хоть рана в сердце еще зияла, женщина почувствовала прилив сил, узнав о том, что Повелитель будет во дворце совсем скоро. Нежно погладив по щеке Амиру, и улыбнувшись сидящей рядом Амине, Мелике отправила их готовиться к приезду Падишаха - негоже было племянницам Султана Баязета встречать родного дядю-Повелителя грустными и заплаканными. Все же во дворце еще было место и красоте, и молодости, и новой жизни - дочь и племянницы Султана Баязета цвели, как самые прекрасные розы, а Хасеки Турхан носила под сердцем ребенка - будущего Османского льва или луноликую госпожу.

Войдя в главные покои гарема в сопровождении дочерей, Мелике обратила внимание на то, что все вещи ее покойной матушки уже убрали. “Неужели Халиме хочет так быстро занять эти покои и должность управляющей гаремом?” - пронеслось в голове рыжеволосой султанши, когда она заняла свое место рядом со старшей сестрой. Окинув печальным взглядом покои, она поняла, что для нее эти комнаты уже навсегда останутся пустыми, кто бы их не занял в будущем. Женщина была уверена, что обе Хасеки Повелителя попытаются забрать в свои руки власть над гаремом, пользуясь любовью ее брата, но Халиме будет бороться до победного - сестра была уверена, что только она имеет достаточно опыта и умений управлять этим местом. Молча стоя рядом с представителями Династии, Мелике с нетерпением дожидалась появления Повелителя, и когда он, наконец-то, вошел в покои, тут же обратила на него свой ясный взгляд. Брат ничуть не изменился - поход был недолгим, но за это время многое изменилось здесь, во дворце, и во всей Империи. Смерть Валиде Хафсы Султан ударила и по простым жителям - многие скорбели по мудрой и справедливой султанше, которая на собственные средства построила множество школ, домов для бедных, и основала благотворительный фонд, руководство которым Мелике планировала взять в свои руки.
Поздоровавшись с Халиме и обменявшись с ней ободряющими словами, Повелитель подошел к Мелике, отчего она засияла, подобно ониксам в своей короне. Брата и сестру всегда связывали доверительные отношения, и в последние дни, полные горечи и слез, Мелике не хватало именно Баязета. Не Падишаха, а старшего брата.
- Повелитель, добро пожаловать домой, - женщина в почтении склонила голову, когда старший брат приблизился к ней. - Этот дворец уже никогда не будет прежним без нашей Валиде, да упокоит Аллах ее душу, но благодаря вам, над нашими головами снова взошло солнце.
Мелике едва сдержала слезы, и порывисто обняла брата, пытаясь скрыть свои грустные глаза. Она хотела, чтобы Баязет чувствовал себя дома, в надежном месте, где его ждут и любят, а не смотрел на очередные ее рыдания.
- Мои дочери по вам так соскучились, с самого первого дня похода спрашивали, когда же вы вернетесь, - султанша быстрым движением утерла слезы, застывшие в глазах, и улыбнулась дочерям, которые стояли чуть дальше, после жен и детей Повелителя. - А шехзаде были всем нам опорой и поддержкой в это нелегкое время.

Афифе поджала губы и невольно осмотрелась по сторонам, входя в распахнутые двери.
Дорога к покоям покойной валиде никогда не приносила ей радостных предвкушений. Столь строгая, как и мудрая, эта женщина не расшаркивалась перед теми, кто был рожден для того чтобы принести в этот мир будущего падишаха и сонм шехзаде и султанш, которым не будет числа, да благослови их матери чрево Аллах. У этой женщины были дочери для того чтобы рассеивать ее скуку, калфы и аги, которые трепетали перед ней и исполняли беспрекословно все ее повеления, служанки для того чтоб шпионить за всяким в гареме и всесильный сын, который чтил мать так, как никто во всей империи. Что же до тех, кто рожал ее обожаемых внуков в которых Валиде Хафса султан не чаяла души и воспитанием которых она занималась, несмотря на ту боль, которую иногда ее вмешательство посеяло в материнском сердце Афифе султан, ей дела не было. Гордая женщина, эгоистичная женщина, великолепная женщина..
Стоило действительно отдать должное Хафсе за ее проницательность и твердость духа, но сейчас, ступая на половину валиде и в сотый раз встречаясь глазами с теми же евнухами, что дневали здесь ночи напролет чтобы никто не потревожил покой матери повелителя османов, сербка вспоминала как тяжело ей было порой смирять свой нрав когда венценосная бабушка бесцеремонно обрывала Афифе на полуслове, как грозно светились ее глаза когда балканка стояла перед ней и не склонилась под тяжестью обвинений в бесплодии Турхан, как молча и с улыбкой сносила уколы в свой адрес касавшиеся ведовства и слухов о том, что еврейка Эстер, известная на весь Стамбул гадалка, тайно посещает покои младшей хасеки. Радостных воспоминаний было критично мало, но с другой столоны гарем не был раем, не был дворцом полным чудес и где исполнялись мечты - это было место жестоких сражений,о которых мало кто узнает, смертей, которые мало кто заметит, и радостей, которые можно было пересчитать на пальцах.
Так что когда султанша ступила в покои валиде, то все ее прежние страхи и тревоги восприняли с новой силой. Сестры ее возлюбленного падишаха уже были здесь и Халиме султан, которая приняла на себя бразды правления гаремом после смерти матери, сияла в своём великолепии пуще прежнего; Мелике султан и Накшидиль султан заметно нервничали, но все-таки скорбь и траур делал свое дело и временно все распри были забыты. Но надолго ли, мелькнуло в мыслях Афифе? Под пышными богато украшенными сводами комнат витал в воздухе вопрос о постоянном управлении гаремом и он щекотал нос всем присутствующим. Пожалуй, можно было и не думать о подобных приземленных вещах в столь печальный час, но султанша не была обязана покойной валиде большим количеством добрых воспоминаний. Жизнь продолжалась..
И к слову о жизни.. Обжигающий взгляд скользнул по Турхан за мгновение до появления Баязета и султанша задумалась о жизни, которую соперница носила под сердцем. Жестокий удар после долгих лет покоя - старшая хасеки внезапно забеременела и сейчас ее заметно округлившийся живот служил свидетельством приближающейся грозы над головами Афифе султан и ее сына. Если Турхан родит шехзаде, то ее шансы занять место валиде и управлять гаремом (ровно как и шансы Османа стать санджак беем Манисы) возрастали, а если она родит дочь.. Они уравняются в количестве детей, но это даст надежду ее заклятой подруге на возможность родить еще и еще.
С такими мыслями сиятельная Афифе встречала своего повелителя и почтительно склонив голову, она поклонилась своему султану, благополучно вернувшегося из похода в самое сердце империи, но осиротевшему как сыну.

- Мой повелитель, я соболезную Вашей утрате. Мы осиротели как и Вы, но сравниться с потерей такой любящей и заботливой матери, какой была благородная валиде? Упокой Аллах ее душу..