annabel scholey
Медея Орбелиани, 27 лет, высокопоставленная дама, занимается фондом Накшидиль-султан
Медея - грузинская княжна, родом из Картлийского царства, из прекрасного Тифлиса. К сожалению, ей суждено было родиться не в самое лучшее время для истории ее родной страны: зажатая со всех сторон раздробленная Грузия была маленьким христианским островком в огромном мусульманском море. Постоянно раздираемая османами и персами, страна пришла в упадок. Население городов значительно уменьшилось, а деньги были частично заменены прямым обменом товаров из-за сложной экономической ситуации.
Отец Медеи, Вахтанг, был и остается не самым хорошим человеком (что Медея видела практически всегда). Довольно лицемерный, он всегда строил из себя большого патриота, преданного церкви и родной стране. Тифлисцы всегда поговаривали, что если турок и перс предложат сумму за его никчемную душу, он сначала поторгуется, продаст тому, кто больше предложит, а потом еще будет ругать покупателя почем зря (мол из-за таких людей страна в таком упадке).  Медея догадывалась, что отец захочет распорядиться ее судьбой с выгодой для себя, однако она была намерена сделать все, чтобы ему в этом помешать.
Медея всегда была необычайно умной и любознательной, однако стремление к получению новых знаний отец ни в коем случае не поощрял, так как не видел в этом никакого толку. Говорил, мол, от большого количества книг в голове юных княжон появляются глупые мысли. Медея кивала, но ничего не говорила. Несогласие с чем-то она выражать не привыкла, да и какой толк, если все равно отец не слушает. Это вообще одна из ее отличительных черт: она редко спорит, просто молча делает по-своему.
Наверное, выдал бы Вахтанг Медею замуж за какого-нибудь турка или перса (последних, к слову, Медея по понятным причинам ненавидела лютой ненавистью, как и многие ее соотечественники), однако для пятнадцалитеней княжны все сложилось довольно удачно: в Тифлис приехал старинный друг отца, который много лет назад уехал в Стамбул и сделал там большое состояние. Леван Орбелиани стал уважаемым купцом, а в Тифлис вернулся, чтобы породниться со старым другом. Нет, нет, Левану не нужна была молодая жена, а вот своего непутевого сына Давида он бы хотел женить, да еще на девочке из хорошей семьи. Вахтанг хоть и называл Левана предателем и изменником родины, но от выгодного союза отказаться не мог.
Медея замуж не хотела ни в коем случае. Помнится, когда ее отец поставил в известность о помолвке, она сгоряча что-то разбила в своей комнате. Медея не очень понимала, каким бы ей хотелось видеть свое будущее, но одно она знала точно: ей не хотелось уйти из дома одного деспота и уйти в дом к другому деспоту. Дурацкое ощущение того, что она не может распоряжаться своей жизнью не давало ей покоя долгое время. Правда, после знакомства со своим женихом Давидом она резко изменила решение. В конце концов, они одной национальности, одной веры, да и молодой Давид красив и довольно обаятелен. Уж лучше тех, кого Медея знала. Но в случае Давида, умение произвести хорошее впечатление при первой встрече было его талантом. Ложное хорошее впечатление.
В шестнадцать лет Медея, скрепя сердцем, покинула родной Тифлис и отправилась в Стамбул, о котором столько слышала. Не то чтобы она когда-то хотела уехать жить в Османскую Империю, но жизнь в многонациональном городе определенно лучше жизни в краях, находящихся в вечном ожидании прихода персов. Город ей безумно понравился, чего никак нельзя было сказать о семейной жизни. Давид довольно скоро дал понять, что от самой идеи брака он вообще не в восторге, как и от идеи зарабатывания денег. Ему больше было по душе их тратить, играя в азартные игры, посещая дома терпимости и, как выражался старший Орбелиани, "позорить честное имя отца". Однако, Леван нашел союзника в лице своей новой невестки, которая всеми возможными способами старалась убедить супруга серьезнее относиться к семейным делам, да и вообще почаще оставаться ночью дома. Делала Медея это не из любви к супругу, а из-за собственного эгоизма, стремления обеспечить нормальную жизнь себе и своим будущим детям. Она понимала, что стоит Левану отправиться в мир иной, как Давид их по миру пустит, и она ничего не сможет с этим сделать. А потому пришлось брать все в свои руки.
Так дела начали вести два Орбелиани: Леван и Медея. Формально, отцу всегда помогал Давид, но партнеры прекрасно понимали, что все решает не он, а его очаровательная супруга, которая видит то, что ускользает от глаз других и слышит то, что не каждый слышит. У нее был ум, деловая хватка и хорошая интуиция. Тесть это давно заметил, не хватало лишь знаний и эрудиции. Именно благодаря заботе свекра Медея начала изучать языки, больше читать и разбираться в политике. До сих пор она относится к тестю как к отцу, благодарно принимая тот факт, что он в ней разглядел то, чего другие видеть не желали.
Контролировать супруга стало сложнее после смерти Левана. Почувствовав свободу после смерти властного отца, он вернулся к прежним вредным привычкам, однако ненадолго: выходя из дома терпимости он был убит в пьяной драке. Медея позаботилась о том, чтобы распространилась другая версия о смерти Давида-эфенди: погиб, защищая соотечественницу от разбойников. Не то чтобы Медея заботилась о репутации супруга, скорее ее волновало то, что могут рассказать злые языки ее сыновьям, Левану и Константину. На тот момент двум близнецам было примерно полтора года.
Именно со смерти мужа начался подъем Медеи Орбелиани (в Стамбуле она известна просто как "Медея-хатун") по карьерной лестнице. Задействовав все связи тестя, она смогла занять определенное положение в обществе и даже стать приближенной самой Валиде-султан. К сожалению, мать султана скончалась, зато Медее наконец удалось лично познакомиться с сестрами султана Баязета. В данный момент Медея занята делами фонда Накшидиль-султан, с которой Медея вела переписку многие годы.
Несмотря на то, что Медее удалось много всего добиться, она никогда не создавала впечатления бессердечной женщины. Более того, многие отмечают, что она добрый человек, неравнодушный к обездоленным. А если этот обездоленный еще и ее соотечественник, то совсем другой разговор: почти вся прислуга Медеи - грузины, которые пытались начать свою жизнь в столице Османской Империи. С домами терпимости у Медеи отдельный договор: ее информируют о всех попавших туда грузинках, она их выкупает и устраивает на более приличную службу. К слову, ее шпионки даже затесались в гареме, потому она всегда в курсе, что там происходит.
Медее несколько раз поступали предложения руки и сердца от влиятельных пашей (и это несмотря на то, что Медея веру не поменяла и менять не собирается), однако хатун лишь грустно опускает глаза и говорит, что хоть и не носит траур, но пока не готова к новому браку, уж очень любила своего супруга. По правде говоря, ей не хочется вновь зависеть от какого-то мужчины, да и, как ей самой кажется, она совершенно не умеет влюбляться, испытать подобное чувство ей пока не довелось.

мэйл в профиле