Если речь заходила о делах, Медея Орбелиани всегда была собранной и сосредоточенной. Она удивительным образом могла отвлекаться от терзающих ее сердце переживаний и полностью перевести внимание на то, что действительно было важным. Сейчас  Медея вплотную занялась фондом Накшидиль-султан, стараясь сделать так, чтобы он не только процветал также, как при жизни Валиде-султан, но и по возможности мог принести даже больше пользы, чем раньше. Однако мысли молодой женщины уже не в первый день были заняты чем-то совершенно другим. Или точнее, кем-то.
Медея отчетливо помнила тот день, когда сломалось колесо ее экипажа на пути в Эдирне и в этот момент появился Дамат Кадир-паша, на которого ранее госпожа Орбелиани не обращала никакого внимания. Однако сейчас она была вынуждена признать, что молодой визирь занимал почти все ее мысли. Медея просыпалась каждый день с мыслью о том, кто случайно стал ее собеседником. Она помнила детали, на которые бы раньше внимание не обратила. Почему-то то, что Медея бы расценила раньше как простую вежливость (в частности, тот факт, что паша не дал ей упасть), заставило ее почувствовать что-то невероятно теплое и совершенно ей незнакомое. Когда еще время может замереть? Когда еще один взгляд может вызвать столь теплое чувство в сердце? Как может прикосновение заставить думать о человеке столько времени? Более того, грузинка обнаружила, что ей хочется увидеть пашу еще раз, хотя бы мельком. Но нет, она ни в коем случае не собиралась ему о себе напоминать, решив что если ему также понравилось их общение, и он захочет его продолжить, то он, безусловно, проявит инициативу. И тут Медея оказалась права.
- Госпожа, вам письмо, - сказала служанка госпожи Орбелиани. Эти слова отвлекли Медею от размышлений. Она ожидала письма от одного венецианского купца, с которым у нее должна была состояться встреча, а потому развернула письмо, ожидая увидеть в нем решение по поводу дальнейшего обсуждения поставок. Но текст письма был совсем другим, и отправителем был вовсе не купец.
Медея не заметила, как чтение строк заставило ее улыбнуться. На первый взгляд, письмо было довольно сдержанным, однако госпожа Орбелиани смогла разглядеть то, что имел в виду отправитель. Она оторвала взгляд от пергамента и заметила, как ее служанка хитро улыбается.
- Я позову тебя, когда будет готов ответ, - заявила грузинка, пытаясь убрать с лица улыбку, но у нее это, увы, никак не выходило.
Женщина не привыкла писать подобные письма. Как правило, если она и получала письма от мужчин, и письма были вовсе не делового характера, то Медея довольно умело возводила стены вокруг своей персоны. Стены, сложенные из слов - в этом грузинка была хороша. Но сейчас не было надобности и желания строить какую-то стену, скорее наоборот. Потратив какое-то время на размышления, Медея наконец написала следующее:

Женщина несколько раз прочитала написанное ей, пребывая в неком сомнении, однако, скрепя сердцем, отдала письмо своей служанке, которая, похоже, была полна энтузиазма
- Доставь это Кадиру-паше. Но только так, чтобы об этом никто не знал. Если хоть одна живая душа об этом узнает, я решу, что слухи пошли от тебя, - сказав это, Медея сурово посмотрела на хатун.
- Не беспокойтесь, госпожа, никто не узнает, - прощебетала служанка и поклонившись, удалилась вместе с письмом, оставив Медею наедине с ее размышлениями. Не слишком ли эмоционально это письмо? Удалось ли ей одновременно соблюсти приличия и продемонстрировать свое желание вновь видеться с пашой?

Отредактировано Медея Хатун (2017-02-07 23:23:04)